—
Вон показались Гульфам и Некадам. Несут еду!
—
Эй, братья, несут еду! Ашур ответил Фархаду:
—
Поедим этого отвара, что нам дадут на обед, и бежим!
—
Уже темнеет, а ни Гульфам, ни мальчишки нет. Что там с ними? — спросил Наби-Палван у батрака Шербека.
Шербек, перекинув корзины через ослов, вывозил со двора навоз и спокойно откликнулся:
—
А почем я знаю?
Он отвел от навозной кучи нагруженного осла, а другого подвел к навозу. И снова принялся наполнять корзины. Наби-Палван обиделся за этот холодный ответ.
—
Да уж, видно, не мне тебя спрашивать, не тебе отвечать! — И, рассердившись, закричал на Шербека: — Я тебя, человек, спрашиваю, чего они там пропали?
—
А я вас спрашиваю: откуда я могу знать?
Он немного примял навоз в корзине и снова принялся наполнять ее. А потом сказал:
—
Разве меня посылали караулить их? Или мой пуп был привязан к их пупам?
Наби-Палван, по примеру хозяина, чтобы успокоить свой гнев, произнес:
—
Свят, свят…
Успокоившись от одной мысли, что надо успокоиться, Наби-Палван распорядился:
—
Ты сними навоз, а ослов поставь под навес, пусть поедят. А сам садись на осла да съезди туда, узнай, что там у них в саду.
Шербек проворчал:
—
Ты сними корзины, ты поставь ослов, а потом вьючить эти корзины будет твой племянник! Поди-ка, навьючь опять груженые-то корзины.
Но он все же выполнил распоряжение Наби-Палвана: сел на одного из ослов и поехал к саду.
Наби-Палван понял ворчание Шербека, но пропустил мимо ушей. От этого человека, доведенного до отчаяния, можно было услышать слова, на которые и ответа-то сразу не найдешь. Пусть уж лучше ворчит, но едет.
Ездил Шербек больше часа.
Наконец Наби-Палван заметил его восседающим на осле с грудой мотыг, положенных спереди, поперек седла. Наби-Палван торопливо пошел ему навстречу.
—
А где же они?
Шербек молча въехал во двор, снял мотыги и топоры и развел руками:
—
Поехал я в сад. Приезжаю. Только вот мотыги да топоры разбросаны по всему саду. Ну, я и давай их собирать. Это я привез, а посуду, лестницы, остальное все сложил там под деревом, да и поехал из сада.
—
А где же сами-то они?
—
Никого там нет, почем я знаю?
—
Никого?
—
Говорю же я: почем я знаю, если никого их нет?
—
Они сбежали! — похолодел Наби- Палван.
—
Почему я знаю? «Я одно знаю, — сказал про себя Шербек, — если б у меня не было ни жены, ни детей, я б сбежал, я б непременно сбежал!»
15
Поутру в Шафрикане, на базаре Хаджи-Арифа,[57] глашатай, рыча и завывая от усилий, выкрикивал:
—
Имущие и неимущие!
Не говорите, что не слышали!
Если хотите получить чистое золото, слушайте меня!
Из деревни Махаллы Шафриканского туменя, входящего в Дехнау Абдулладжан, сбежали восемь рабов, одна рабыня и один мальчик-раб.
Они принадлежат Абдуррахиму-баю, караван-баши. Их приметы:
На кисти рук у каждого из них есть клеймо в форме подковы, хорошо видное.
Только у мальчика клейма нет.
Кто их схватит или кто выдаст их, получит за каждого раба по одному золотому.
Кто укажет место, где они скрылись, получит за каждого раба по половине золотого.
Не отказывайтесь от этого щедрого магар-ррыча-а!
Те, кого манило золото, приступили к поискам. Поиски начались.
Но сколько ни искали, никаких беглых рабов не нашли.
Наби-Палван не успокоился на объявлениях через глашатаев. Он подал ходатайство правителю туменя.
Наконец сам сел на коня и поехал в степь, в казахский аул, где жил следопыт.
Казах-следопыт присоединился к людям чархакима, и все они двинулись на розыски.
Следопыт сперва поехал в сад, откуда рабы сбежали. Затем он осмотрел следы ног.
Потом он отправился на север.
Когда он отъехал от сада тысячи на две шагов, следы, по которым он ехал, исчезли в холмах красного песка, мелкого, как мука, зыбкого и текучего. На песке вились лишь следы ветра, напоминающие рябь на поверхности озера.
Но и след ветра на этих песках непрерывно менялся. Едва задувал северный ветер, по песку бежали длинной цепочкой мелкие волны. Чуть менялся ветер, и рисунки на песке
Вы читаете Рабы
