— Но как? — удивился Бозор-амин.
— Если бы комиссии не было, мы не смогли бы сказать людям: «Несите нам оружие». А если бы и сказали, нас не стали бы слушать, да, пожалуй, еще и донесли бы на нас. И власти узнали бы об этом. А теперь комиссия будет действовать через нас. Спросят, у кого, мол, есть оружие? И мы укажем тех, кто его и во сне не видел, а тем, кто скрывает его, мы скажем: «Несите нам, а не то мы вас выдадим». Понятно? Они и понесут его нам.
— Но если комиссия не найдет в указанных местах, она перестанет нам доверять! — высказался Бозор-амин.
— А когда комиссия не найдет у человека оружия, она будет его мучить допросами, доведет человека до отчаяния. А мы подойдем к человеку и скажем: «Чтоб тебе больше не мучиться, купи оружие, мы тебе найдем. Купишь и сдашь, и не будут к тебе приставать!» — развил эту мысль Урман-Палван.
— Нет, — возразил Хаит-амин, — от такого дела я не вижу никакой пользы. Этак можно продавать оружие, и его много уйдет из наших рук.
— Хорошего ружья мы никому не продадим. Это первое. Вреда не будет, если мы спустим с рук старье. Да, властям достанется кое-что, но большая часть достанется нам.
Неслышно вошел слуга, почтительно прижав руку к сердцу:
— Плов готов.
— Так несите! Да принеси кувшин, помыть руки.
Едва был окончен плов и принесли чайники, наполнившие гостиную нежным благоуханием чая, у ворот показалось несколько бедняков.
Не ожидая приглашения, они смело прошли через двор, поднялись в прихожую и заглянули в гостиную Урман-Палвана.
— В чем дело? — сдерживая гнев, спросил хозяин.
— А в том, что люди из продкома пришли. Врываются в наши дома, требуют с кого пуд, с кого полпуда пшеницы, кукурузы, проса, маша. Подчистую отобрали и унесли все, что мы собрали и запасли, продав дрова. Что это такое? Разве это порядок?
— А вы не хотите повиноваться властям? — строго спросил Урман- Палван.
— Мы слышали, что власти приказали покупать пшеницу у богачей с их согласия. Но отбирать последнее у бедняков приказа не было.
— Разве тот, кто взял вашу пшеницу, не заплатил за нее и не дал расписку?
— Расписку дал. Вот она! — показал крестьянин клочок засаленной, старой бумаги. — Но хоть она и жирна, а из нее похлебки не сваришь.
— Эти расписки равны деньгам. Как только придут деньги из Бухары, эти расписки вам сменяют на деньги.
— Но пшеница нам нужна сегодня, иначе мы помрем с голоду. Мы не наполнили амбаров хлебом с наших полей. Мы покупали его на свои кровные деньги.
— Ладно, ладно. Идите! Завтра я разберусь в этом деле. Если нет у вас пшеницы или не желаете ее продавать, я что-нибудь придумаю, как-нибудь помогу.
— Где мы найдем вас завтра?
— В Хаджи-Арифе, в продкоме.
— Мы и сегодня туда ходили, да вас там не нашли.
— Что ж, нам
и
завтра ходить весь день по вашему следу?
— Сегодня пятница. День отдыха. А завтра я там буду. Ну, ступайте, не надоедайте человеку в праздничный день.
Когда бедняки выходили во двор, Урман-Палван указал на них гостям:
— Вот
и
это тоже ветер.
Бедняки шли по двору, когда во двор въехал конный милиционер. Соскочив с лошади, он побежал к хозяину:
— Эй, Палван, вставайте скорее!
— Что там? — побледнел Урман-Палван.
— Комиссия из Бухары приехала. Велела вам сейчас же явиться.
Урман-Палван стал торопливо одеваться. Гости тоже собрались уходить. Хаит-амин сказал:
— Вот он, ветер! Этот
и
вправду, как кузнечные мехи, раздует большой огонь.
— Но как? — встревожился Бозор-амин. — Не сгореть бы нам самим на этом огне!
Невеселые, задумчивые, вышли все во двор. Их встревожили слова Бозора-амина.
Через несколько минут они уже гнали лошадей по дороге к Хаджи-Арифу, покрываясь пылью и нетерпеливо вглядываясь в приближающуюся деревню.
2
В Хаджи-Арифе, в бывшей канцелярии казия, Урман-Палвана встретил председатель чрезвычайной комиссии Бухарского округа Мухиддин-махдум Ходжаев.
После обычных приветствий председатель расспросил о положении в тумене, а потом вдруг прервал рассказ Урман-Палвана:
— Вот что, Палван, сколько у вас лично находится оружия, оставшегося от бежавших бухарцев? Где оно? Когда вы его нам сдадите?
Урман-Палван твердо ответил:
— У меня с давних времен был револьвер и ружье. Во время войны эмирские чиновники в принудительном порядке заставили меня носить берданку. Все это и лежит у меня дома. Сдам вам когда угодно. Да будет это моей жертвой вам!
Урман-Палван пытливо посмотрел на опущенное лицо задумавшегося собеседника.
— Но если вы для самозащиты оставите мне берданку, буду очень благодарен. Ведь с тех пор, как я по убеждению поступил на государственную службу, у меня появилось много врагов: в тумене у нас еще не перевелись чуждые люди. Да
и
воровство есть. Если они узнают, что я сдал оружие, непременно на меня нападут, — дом мой стоит на самом краю села, за домом сразу степь, глухо. Оттуда и закричишь — никто не услышит.
— Сейчас сдайте все оружие, какое у вас есть. А потом, если при сборе оружия проявите себя хорошо, комиссия может выдать вам винтовку для самозащиты. Запишут номер
и
в справке укажут, что вам разрешается ношение оружия. Тогда его уже никто у вас не отберет.
Мухиддин-махдум вынул серебряный портсигар, угостил Урман-Палвана
и
закурил сам.
Затянувшись, председатель сказал:
Вы читаете Рабы
