Рабы

довольны. Для Рузи, Атаджана, Кулмурада и Шадима я куплю у бывших старых солдат старые шомпольные ружья. Остальным найду охотничьи ружья. А вот Сафар-Гулам, хотя он

и

упрямится, получит ружье на рогульке. Так и быть — когда освободится, чем-нибудь отблагодарит меня.

Пожелав узникам здоровья и сил, Урман-Палван собрался идти.

— Не перепутайте оружие, когда будете признаваться. И пусть наше дело останется здесь, как в могиле. Помните мое добро.

Он ушел.

Когда он был уже далеко, Сафар-Гулам сказал ему вслед:

— Да уж ладно, «добро» вспомним. Долг платежом красен, придет время — рассчитаемся. Тогда берегись!

А Урман-Палван зашел к председателю Мухиддину, а затем, выйдя от председателя, встретил поджидавшего его Бозора-амина. Когда оба они пошли к своим лошадям, Урман- Палван шепнул:

— Бросил на это дело свою пятизарядку. Да взамен ее добуду сотню…

Они сели на своих коней. Пыль вскоре заслонила их.

4

Поздним вечером, при свете сорокалинейной висячей лампы, в доме у Бозора-амина сидели гости — Хаит-амин, Нор-караулбеги, Нор-Мурад-Палван и Урман-Палван.

У дверей притулилось несколько юношей.

Плов уже убрали и теперь пили чай.

Хаит-амин обернулся к юношам:

— Джигиты! Слышали новости?

— Ага! — ответил один из них.

— О комиссии по сбору оружия? — спросил другой.

— Об этом, — ответил Хаит-амин. — Что вы об этом скажете?

— Что ж нам сказать? Вы сами нам скажите, амин-бобо.

— Вы хоть и молоды, а уж опытные воины, каждый из вас отведал хлеба и соли во славу эмира. У каждого одно-два ружья непременно есть. Оно вот-вот уйдет из ваших рук. Но, отобрав ваше оружие, снимут и ваши головы. Кто-нибудь пойдет, донесет на вас комиссии, у каждого из вас есть враги, как и друзья, — и конец!

Хаит-амин замолчал, занявшись чаем.

— Что же нам делать, амин-бобо? — нетерпеливо и тревожно спросил один из джигитов.

Хаит-амин подвинул свою опустевшую пиалу к Бозору-амину, разливавшему чай. Расправил бороду.

— Есть слух, что эмир возвращается. И вот, чтобы себя обезопасить и оружие сохранить, надо сто спрятать у надежных людей. Пусть оно там полежит, до возвращения эмира. Кому сдавать его? А вот кому: Урман-Палвану, Бозору-амину. Власти им доверяют, в их домах искать не решатся. А когда вернется эмир, каждый получит свой чин и свое оружие.

— Я сохранил свое оружие, чтобы его продать в черный день. Я два года был десятским, но, кроме этого ружья, ничего у эмира не нажил. А когда эмир удирал, в Бухаре был грабеж. Но на том грабеже я тоже не нажился! — недовольно проворчал один джигит.

Нор-караулбеги недовольно ответил:

— На том свете ты его продашь! Сейчас — оружие не деньги, а улика.

Амин-бобо объяснил:

— У кого оно сыщется, тому смерть!

— Тебя голодным не оставим, — пообещал джигиту Бозорамин. — Если в чем будешь нуждаться, приходи. Да и Хаит-амин, Урман-Палван, Нор-Мурад-Палван тебя без помощи не оставят.

Джигиты молчали. Бозор-амин забеспокоился.

— Вам не по душе, что ли, совет? Джигиты отвечали:

— Отчего не по душе?

— Конечно, можно и так…

Но один, сидевший позади всех, сказал, опустив глаза:

— А я иначе думаю. Хаит-амин вздрогнул.

— Что же ты думаешь?

Все гости со своих почетных мест внимательно смотрели на этого джигита.

— Я считаю, что оружие мы сами должны сдать комиссии. И тогда мы перед ней не будем виноваты. Я уже взял его, чтобы отнести в комиссию, но в это время пришел от вас человек и позвал меня сюда. Я спрятал ружье в солому, отложив это дело до завтра, и пришел сюда.

— Ты же был солдатом его высочества? Тебе это оружие дали для защиты ислама. Как же ты отдашь его неверным?

— Я был эмирским солдатом. А что я видел от эмира? Староста схватил меня и сдал вместо какого-то сбежавшего солдата. Привели меня в Бухару, два месяца держали взаперти в наказание за то, что тот солдат сбежал. Началась война. Прямо из тюрьмы меня отправили воевать, дали пятизарядку. А я, когда дошли до Шакальего озера, не сделав ни одного выстрела, сбежал. Чего мне воевать за эмира? Прямой дорогой пришел сюда, ружье спрятал, пока ему хозяин найдется. Теперь хозяин нашелся, ему я и отнесу.

— Если ружье ты получил от эмира, разве не эмир хозяин атому ружью?

— Верно, — ответил джигит, — ружье я получил от эмира. Сейчас вместо эмира хорошо ли, плохо ли, мусульмане или неверные, но сидят другие. Ружье государственное имущество. Хозяин ему тот, кто управляет государством. Эмира-то нет в Бухаре. Там новая власть. И ружье, значит, принадлежит этой власти.

Бозор-амин взволновался:

— Хасан, послушай меня!

Но Урман-Палван прервал Бозора-амина:

— Подождите, помолчите маленько, амин-бобо. Ты, Хасан, о том, что здесь было, никому не болтай. Даже жене — ни слова. Помни, у курицы одна голова. Ступай, поспи эту ночь, а поутру отнеси свое ружье комиссии. Сам отнеси.

Хасан вышел.

В комнате наступило молчание. Наконец Хаит-амин сказал:

— Не надо слушать таких темных людей. Завтра же снесите свое оружие Бозору-амину. Мука у нас есть, пшеницы тоже хватит, кому что нужно — берите без стеснения из его амбара.

— Что ж, если так, нам можно идти?

— Идите, отдыхайте!

Джигиты пошли, но в прихожей их нагнал Хаит-амин.