Знахарь, в отличие от своих сопровождающих и гостиничной охраны, состоявшей из надежных конкретных пацанов, был одет в вызывающий светло-голубой костюм в едва заметную полосочку. Под расстегнутым пиджаком был виден пижонский шелковый жилет глубокого синего цвета, отливавший в складках ночными тенями, на черном галстуке был вышит маленький островок в море, на котором росла пальма, а под ней лежала полуголая красотка в черных очках. На среднем пальце правой руки сверкал серебряный перстень с крупным бриллиантом. Завершали этот прикид, чудовищно несообразный с общим фоном мероприятия, сияющие штиблеты из крокодиловой кожи.
Когда Знахарь одевался, ему пришла в голову мысль, что сегодня он будет либо паном, либо пропадет. И в том и в другом случае следовало выглядеть на все сто, и он, вспомнив о том, что матросы перед боем надевают все чистое, решил одеться, как для прогулки по Риму.
А кроме того, ему просто хотелось позлить братву, которая с тупым упорством одевалась в шмотки угрюмых лагерных оттенков, и даже сам покрой дорогих курток и заказных кепок поразительно напоминал лагерные клифты и кепари.
Когда Знахарь, почтительно сопровождаемый Доктором и Толяном, вошел в вестибюль «Балтийского двора», все, кто там был, вылупились на него. На фоне мрачных тряпок, в которые были одеты все без исключения присутствующие, Знахарь выглядел, как Элвис Пресли, попавший на съезд горняков Кузбасса. У дверей к ним сразу же подошли несколько охранников и вежливо попросили сдать ору-в гардероб. Толян с Доктором разоружились, а у Знахаря и так ничего не было, поэтому после того, как по ним повозили металлодетектором, все трое степенно поднялись на второй этаж;, где слева был вход в ресторан, а справа располагался банкетный зал, служивший также и местом проведения разнообразных встреч и сходняков.
В знакомом Знахарю предбаннике, дверь из которого вела в банкетный зал, на диванах, расставленных вдоль стен, сидели, негромко переговариваясь, братки из сопровождения авторитетов. Увидев Знахаря, они замолчали и уставились на него. Стоявший по центру Стержень, который вполголоса тер о чем-то с приземистым и широким, короткостриженым пацаном, оглянулся, и у него отвисла челюсть.
Знахарь был более чем доволен. Приехав сюда и увидев реакцию на свой легкомысленный костюм, он понял, что его одежда, раздражая привыкших к безрадостным черным пиджакам и рубашкам бандю-ков и авторитетов, спровоцирует их на открытый конфликт. А именно этого Знахарь и добивался. По дороге в «Балтийский двор» он вдруг осознал, что ничего не боится. Ему было все равно, о чем будут его спрашивать авторитеты, чего требовать.
Теперь он знал, что им скажет, и почувствовал благоуханное дуновение свободы, граничащей со смертью. Возможно, приговоренный к казни тоже ощущает освобождение от страха, от надежды и от необходимости хотя бы в завуалированной форме, но просить милости к себе. Пусть это – ложь, пусть это бравада, но цель – избежать страшного. А Знахарь неожиданно для себя потерял желание дергаться и извиваться, и чувствовал себя свободным, как буддийский монах, стоящий над головокружительной пропастью с закрытыми глазами и легкой улыбкой на губах. Знахарь понял, что еще до начала разговора, каким бы он ни был, он уже победил.
Не верь, не бойся, не проси.
Что же значат эти слова?
Для абсолютного большинства людей, исповедующих эти двусмысленные тезисы, их истинный смысл скрыт за привычными представлениями об ежедневных и грубых сущностях жизни.
Для них не верить – значит обмануть, прежде чем обманут тебя.
Не бояться – не показать, что ты боишься.
Не просить – изо всех сил сохранять хорошую мину при плохой игре.
И ничего более.
Знахарь понимал это и знал, что никому из тех, с кем он сейчас будет разговаривать, нельзя верить. Он не боялся их, и скрытая угроза, привычно и обязательно звучавшая в любых словах бандитов и авторитетов, была для него не страшнее, чем еще одна пуля в тело уже умершего человека. А мысль о том, что у них можно чего-то просить и, тем более, чего-то ждать от них, вызывала у него улыбку. Все было кончено. Знахарь вышел из-под контроля. Но они еще не знали этого и по привычке прикидывали, как хитро и технично будут прессовать его, припирать к стенке и призывать к ответу. Так что разговор обещал быть интересным.
Стержень, наконец, закрыл рот, сделав шаг на-втречу Знахарю, протянул ему руку и сказал:
– Почти все уже здесь. Ждут только тебя и Сашу Сухумского.
Знахарь ответил на рукопожатие и молча кивнул, Стержень окинул его взглядом и вполголоса одобрительно сказал:
– Ништяк шмотки. Но воры будут морщить жопу – ты же не на свадьбу пришел, сам понимаешь…
– А мне насрать, – спокойно ответил Знахарь, – я одеваюсь, как хочу.
– Не, ну я же ничего, – стушевался Стержень, – просто так сказал.
– Что такое «просто так», знаешь? – спросил Знахарь и прищурился на Стержня.
– Да ладно тебе, – и вовсе увял Стержень, – не цепляйся к словам.
– А ты следи за языком, – сказал Знахарь и, оглянувшись, добавил: – Я посижу пока здесь, а как Сухумский приедет, тогда вместе с ним и пойду.
– Как хочешь, как хочешь, – заюлил Стержень. – Пивка принести?
– Принеси, пожалуй, – сказал Знахарь барским тоном и уселся на пустовавший диван, подумав о том, что хорошо бы еще тросточку красивую прикупить.
В это время на площадку перед гостиницей, завывая плохим мотором и раскачиваясь на поребриках, заехал серый автозак, вызвавший оживление среди стоявших у входа охранников. Они знали, что сегодня на сходняк прибывает Саша Сухумский, сидевший в Крестах под следствием, и поэтому ничуть не обеспокоились тем, что из кабины грузовика вылезли два вертухая и, открыв дверь фургона, выпустили еще двух, а за ними и самого Сашу Сухумского.
Один из цириков снял с Саши наручники и, оглядываясь, вполголоса сказал ему:
– Ну ты, в общем, сам знаешь…
– Не ссы, мусор, я за базар отвечаю, – потирая запястья, прервал его Саша и огляделся. – А ничего малину забацали, нормалек!
И, помахав рукой почтительно взиравшим на него воротчикам, направился к входу. Не успел он протянутъруку к двери, как она распахнулась и на пороге показался Стержень, на лице которого сияла счастливая улыбка тамады.
– Какие люди! – восхищенно воскликнул он.
– Но с охраной, – ответил ему Саша, кивнув на торчавших за его спиной цириков.
На лице Стержня выразилось сомнение, но Саша сказал:
– Они посидят в предбаннике, пока мы разговаривать будем. Не беспокойся, все проблемы решены.
