В один прекрасный день он сказал князю:
— Хоть я и не убивал своего господина, всё равно я несу на себе вину, ибо все считают меня убийцей. Молодой господин нежного телосложения и не сможет мне отомстить. Он, верно, стал учеником Будды и надел монашеские одежды, последовав примеру своей сестры. Может быть, мне самому надлежало бы разыскать его и позволить себя убить, но ноги мои искалечены и не могут одолеть четыреста с лишним ри[46]. Слыхал я, что в здешних краях есть место, где дорога проходит вокруг голой скалы. Длина её — восемь ри. Если бы кто-нибудь по молитвенному обету продолбил проход в этой скал» — длиной всего в один ри, — тогда бы путники не страдали от холода и зноя и не подвергали бы свою жизнь опасностям. Проход уже начинали долбить, но глубина его не превышала пока один тё[47]. Я завершу этот труд на благо людей — и чтоб душа моего покойного господина обрела наконец блаженство. Ноги отказываются служить мне, но сила во мне не иссякла. Я вложу в этот труд всю душу.
Князь отпустил Сутэиси-мару. И тот принялся долбить каменную породу огромным железным молотом, который не под силу было поднять и двадцати мужчинам. В первый день ему удалось продвинуться вглубь всего на десять шагов.
Князь разослал указ, повелевавший «всемерно содействовать и помогать работам», и каждый день к скале теперь направлялось несколько человек — выносить из забоя каменные обломки. Так прошло более года. Сутэиси-мару был уже близок к цели, когда появился Кодэндзи.
— Молодой господин лучше других знает, что я не виноват. Но что говорить, если все вокруг считают меня убийцей… Рубите мне голову, тогда вы сможете возвратиться домой.
— Да, я пришёл сюда за твоей головой, но узнал о твоём подвижническом труде ради следующих поколений, о жертвенном приношении душе моего отца… Продолжай же, я помогу тебе. Пусть на мне оборвётся мой род. Видно, тут ничего не поделать, всё в мире имеет конец. Значит, настала пора. Сестра моя следует Пути Будды и всегда готова смиренно покориться превратности жизни. Она со спокойным сердцем служит Всевышнему. Когда мы закончим сей труд, я последую по её стопам.
Кодэндзи стал работать плечо к плечу с помогавшими Сутэиси-мару людьми: он выгребал из забоя камни.
«Это выше всяких похвал, — думал Сутэиси-мару, воспылав к Кодэндзи благодарностью. — Молодой господин поступает как бог, как сам Будда!»
Однажды он спросил у Кодэндзи:
— Господин, вы пришли, чтобы убить меня. Но вы — такой нежный, и силёнок у вас маловато. Хоть я и калека, но вам всё же было бы не под силу одолеть меня.
Ничего не ответил Кодэндзи Сутэиси-мару. Рядом лежал огромный валун, который и двадцать мужчин не смогли бы поднять. Кодэндзи встал и легонько толкнул камень ногой: тот покатился, как мяч. Сутэиси- мару был потрясён. «Когда вы успели стать таким силачом?» — с восхищением спросил он. Тогда Кодэндзи взял лук и натянул тетиву: два гуся, пронзённые одной и той же стрелой, упали на землю.
— Ты хвастался своей силой, — проговорил Кодэндзи. — Знай, сила имеет пределы. Воинское же искусство, которое я постиг, безгранично в своём могуществе. Если бы ты мог стоять на ногах и пожелал сразиться со мной, я одолел бы тебя, как младенца.
Сутэиси-мару пал перед ним на колени.
— Простите меня, недостойного глупца, — смиренно сказал он. — Я напрасно хвастался своей силой. — И с этого дня он стал искать наставлений у Кодэндзи.
Шли месяцы и дни. Так минул ещё один год, наконец они довершили проход длиной в целый ри. Они сровняли каменный пол и пробили оконца в наружной стене, чтобы солнечные лучи освещали дорогу. Старый путь был длиной в восемь ри. Негде было там отдохнуть усталому путнику, и страдал он летом от невыносимой жары, а зимой — от лютой стужи. Новая дорога, пробитая сквозь скалу, сделала путешествие лёгким. Даже воин верхом на коне, с поднятым копьём мог свободно проехать по ней. В Век богов божества О-кунинуси-но-микото и Сукунабикона-но-микото[48] занимались устройством мира, но даже их деяния не могли сравниться с подвигом Сутэиси-мару.
Правитель края Будзэн остался весьма доволен и направил послание правителю Митиноку, откуда был родом Кодэндзи, в котором описал всё, что случилось; Кодэндзи, горячо поблагодарив князя, уехал домой.
Вскоре после этого Сутэиси-мару заболел и отправился в мир иной. У скалы возвели часовню, посвящённую доброму богу Сутэиси-мёдзину, и паломники стекались туда на поклонение со всей провинции.
Кодэндзи вернулся на родину и получил прощение от правителя. Род его со временем достиг ещё большего процветания. Радости Хоэн-бикуни не было границ.
Храм Хидаками-дзиндзя пришёл в упадок и совсем обветшал, но теперь был черёд Кодэндзи проявить великодушие. Кодэндзи в благодарность жрецу Харунаге заново отстроил храм, изукрасив его золотом и драгоценными каменьями. Слава о великолепии и блеске храма распространилась по соседним провинциям, и день и ночь к нему тянулись вереницы паломников. Боги снисходили к молитвам — а за это люди приносили храму богатые дары — драгоценные ткани, золото и серебро. Хидаками-дзиндзя превзошёл своей славой все прочие храмы в краю Адзума[49].
УЗЫ ДВУХ ЖИЗНЕЙ
В провинции Ямасиро уже облетела листва с воспетых в стихах огромных дзелькв; холодно и уныло стало в горах. В деревне Кособэ с давних пор жила одна семья. Была она богатой и имела столько земли, что не приходилось тревожиться о том, будет ли год урожайным.
Молодой хозяин всецело посвятил себя ученью и книгам и не испытывал нужды в друзьях. С наступлением ночи он зажигал у окна светильник и предавался чтению.
— Время спать, — увещевала его матушка. — Колокол уже пробил полночь! Помню, отец мой всегда говорил: «Тот, кто сидит над книгами за полночь, истощает свой дух и подрывает здоровье». Да, в удовольствиях человек не ведает меры…
Сын внял её совету и, заботясь о своём здоровье, стал отходить ко сну в час Вепря[50].
Но однажды, несмотря на матушкины советы, он засиделся над книгами допоздна. Лил дождь, заглушая все звуки, доносившиеся снаружи. Около часа Быка[51] дождь прекратился, ветер утих. Луна выплыла из облаков и осветила окно. Юноше пришла в голову мысль сложить стихотворение. Растерев в тушечнице тушь, он взял в руки кисть, написал две строки, выражающие очарование вечернего пейзажа, и обдумывал, как достойнее завершить стихотворение, — как вдруг до ушей его долетел загадочный звук. Едва слышимый, он походил скорее на зудение какого-то насекомого, но временами усиливался, напоминая звон колокольчика. Теперь юноше уже казалось, что этот самый звук он слышал каждую ночь. Всё это было весьма странно. Он спустился в сад и осмотрелся. «Здесь!» — наконец сказал он себе. Звук, без сомнения, исходил из-под огромного камня в самом глухом углу сада, где травы никогда не касалась рука садовника.
Наутро он позвал слуг и приказал им копать землю в том месте. Углубившись в землю на три сяку[52], слуги наткнулись на ещё один большой камень; когда они подняли его, обнаружился гроб, прикрытый каменной крышкой. Хозяин велел снять крышку и заглянуть внутрь: в гробу лежало пречудное существо. В руках у него был молитвенный колокольчик, время от времени издававший негромкий звон. Существо сие, с длинными, до колен, волосами, лишь отдалённо походило на человека, гораздо более напоминая вяленую кету, пожалуй только чрезмерно иссохшую.
Вытаскивая из гроба это загадочное существо, слуги заметили:
— Он весь усох, но дурного запаха вроде бы нет…
Существо продолжало звонить в колокольчик и тогда, когда его вынимали из гроба.
— Ах, это в учении Будды именуют молитвенной отрешённостью! — воскликнул хозяин. — Видно, монах сей возжаждал обрести блаженство на Небесах. Род наш живёт в здешних местах на протяжении
