безграничное чувство радости и того, что трудно представить себе кого-нибудь более счастливого, чем я, мне нанесла визит моя бывшая жена. После этого долго еще при каждом телефонном звонке или, услышав звук разворачивающейся на повороте к дому машины, я буду думать, что это возвратилась Элен. Я буду готов к тому, что получу письмо от нее или, скорее, о ней, информирующее меня, что она или опять уехала в Гонконг, или умерла. Когда я, проснувшись среди ночи, вспоминаю о том, как я когда-то жил и как живу сейчас — а это случается теперь со мной регулярно, — я теснее прижимаюсь к моей спящей подруге, как будто это она старше меня на десять лет, на десять, двадцать, тридцать лет меня старше.
Я сижу в саду, голова в тени, ноги на солнце, и вдруг слышу, что в доме звонит телефон. Там Клэр, которая переодевается перед купанием. Я еще не решил — решениями именно такого рода наполнены теперь мои дни, — пойти с ней на пруд или посидеть и спокойно поработать до того времени, когда пора будет поливать маргаритки и откупоривать вино. Я сижу здесь с послеобеденного времени — только я, пчелы, бабочки, да время от времени Даззл, старый Лабрадор Клэр, — читаю Колетт и набрасываю заметки для того курса, который известен теперь в доме, как «Страсть». Просматривая книги этой писательницы, я думаю о том, что едва ли в Америке найдется такой писатель-романист, мужчина или женщина, который как Колетт исследовал бы природу наслаждений, был таким же чувствительным к запахам, теплу и цвету, так же разбирался в тончайших проявлениях любви и в то же время был чужд любому проявлению фанатизма. Она кажется исключительно чувствительной ко всему, к чему страстно стремится желание — «к этим удовольствиям, которые необдуманно называют физическими». При этом ей совершенно не свойственны пуританство, дурные побуждения, мания величия, амбиции или ярость классового или социального недовольства. Некоторые считают ее эгоистичной в самом жестком смысле этого слова, самой прагматичной из сенсуалистов, а ее способность к самоисследованию равной способности к исследованию вообще…
Первый лист моего блокнота весь исписан зачеркнутыми-перечеркнутыми фрагментарными набросками начала вступительной лекции. На одном поле, сверху вниз — длинный список современных писателей-романистов, европейских и американских. Мне кажется, что среди них Колетт выделяется своей сдержанностью, ясностью мысли, буржуазным язычеством. Из кухни выходит Клэр в купальнике и с белым махровым халатом на руке. В руках у нее книга Музиля «Молодая Терлесс», над которой я закончил работать накануне. Мне так приятно, что она интересуется теми книгами, которые входят в мою учебную программу. А еще приятно видеть ее грудь в вырезе купальника.
— Скажи-ка мне, — говорю я, хватая ее за ногу, — почему в Америке нет своей Колетт? Может быть, ближе всех к ней Апдайк? Во всяком случае, наверняка, не Генри Миллер. И безусловно, не Готорн.
— Тебя к телефону — говорит она. — Элен Кепеш.
— О, Господи. Я смотрю на часы. — Сколько же времени сейчас может быть в Калифорнии? Что ей понадобилось? Как она меня разыскала?
— Это местный звонок.
— Да?
— Да, думаю, что так.
Я все еще не двигаюсь с места.
— Она прямо так и сказала, — Элен Кепеш?
— Да.
— А я думал, что она снова взяла свою девичью фамилию.
Клэр пожимает плечами.
— Ты сказала ей, что я дома?
— Ты хочешь, чтобы я сказала, что тебя нет?
— Что ей может быть нужно?
— Тебе следует спросить у нее, — говорит Клэр. Может быть, и не следует.
— Будет неправильно, если я просто пойду и повешу трубку?
— Нет, не правильно, — говорит Клэр. — Чересчур эмоционально.
— Я и так чувствую себя чересчур эмоционально. Я чувствую себя чересчур счастливым. Это настолько неотразимо.
Растопырив все десять пальцев, я прижимаю их к выпуклости в вырезе купальника.
— Я подожду тебя здесь, — говорит она.
— Я пойду с тобой купаться.
— О'кей. Хорошо.
— Подожди меня!
Это будет не бессердечно и не малодушно, — говорю я сам себе, — это будет самое благоразумное, что я могу сделать. Я смотрю на телефон на кухонном столе. Элен все еще остается одной из самых близких мне людей.
— Алло, — говорю я.
— Алло. О, привет. Послушай, мне так неудобно, что я тебе звоню, Дэвид. Я еле решилась на это. Просто я оказалась в твоем городке. Мы на заправочной станции «Тексико», напротив агентства по продаже недвижимого имущества.
— Понятно.
— Мне показалось, что было бы глупо уехать, даже не позвонив тебе. Как твои дела?
— Как ты узнала, что я отдыхаю здесь?
— Я попыталась разыскать тебя в Нью-Йорке несколько дней назад, позвонила в колледж. Секретарша сказала, что не получила разрешения на то, чтобы давать твой летний адрес. А я сказала, что я твоя бывшая студентка и уверена, что ты не будешь возражать. Но она была непреклонной, не хотела, чтобы нарушили покой профессора Кепеша. Эта дама — просто крепость.
— Ну, и как же ты меня нашла?
— Позвонила Шонбруннам.
— Ну и ну.
— Тем не менее, на этой заправке я оказалась совершенно случайно. Звучит странно, я понимаю. Но это так. Хотя происходят и более странные вещи.
Она лжет. Я ей не верю. Я вижу в окно Клэр. В руках у нее нераскрытая книга. Мы могли бы уже в это время ехать по дороге к бассейну.
— Что ты хочешь, Элен?
— Ты имеешь в виду, от тебя? Ничего. Абсолютно ничего. Я замужем.
— Я не знал.
— Вот почему я и оказалась в Нью-Йорке. Мы были в гостях у родных моего мужа. А сейчас едем в Вермонт. Там у них летний домик. — Она смеется призывным смехом, который вызывает во мне воспоминания о ней в постели. — Ты можешь поверить, что я никогда еще не была в Новой Англии?
— Знаешь, — говорю я, — это мало напоминает Рангун.
— Теперь ничто не напоминает Рангун.
— Как у тебя дела со здоровьем? Я слышал, что ты серьезно болела.
— Сейчас лучше. Хотя одно время было тяжело. Сейчас все позади. А как ты?
— Мое тяжелое время тоже позади.
— Мне бы хотелось тебя увидеть, если бы это было возможно. Мы очень далеко от твоего дома? Я бы хотела поговорить с тобой, хотя бы недолго…
— О чем?
— Я должна кое-что тебе объяснить.
— Не должна. Так же, как и я. Я думаю, что нам лучше обойтись без объяснений.
— Я была не своем уме, Дэвид. Я просто сходила с ума… Дэвид, трудно говорить о таких вещах, стоя среди банок с машинным маслом.
— Тогда не говори.
— Я должна.
Теперь Клэр сидит в моем шезлонге и просматривает «Таймс».
— Тебе придется отправиться плавать без меня, — говорю я. — Элен едет сюда со своим мужем.
— Она замужем?
— Говорит, что да.
