более!» И это верно. Я, например, обожала своих дедушку, бабушку, маму с папой, у нас всегда в семье были близкие, доверительные отношения и понимание, а вот переклинило девочку в тринадцать лет, и все! Все! Я сама часто не понимала, с чего и куда меня несет и почему мне обязательно необходимо им противостоять, но клинило, и бесполезно что-то было объяснять. У вас замечательная, умная Маша. Думаю, очень скоро вся шняга подростковая у нее пройдет сама собой.
— Это вы меня сейчас воспитывали? — приподняв одну бровь, строго спросил Стрельцов.
— Да нет, своими переживаниями делилась, а то вы ругаться принялись.
— А что бы вы делали в такой ситуации? — выговаривал ей ой как неприязненно Стрельцов. — Поздравили бы и похвалили? Молодец, мол, все попробовала, теперь вот мамой станешь?
На ком-то же ему надо было оторваться, раз Машки рядом не оказалось. Почему не на этой Инге? К тому же она сама спровоцировала своими отповедями, зацепив больное.
— Ну, хорошо, — напрочь проигнорировала его воинственность она, — скажете вы ей: Маша, такая ты, разэтакая, родителей опозорила, в подоле принесла, как теперь людям в глаза смотреть, друзьям- приятелям? Так, что ли?
— Да при чем тут друзья-приятели? — негодовал по полной Стрельцов. — Она собственное будущее под откос пустила! А ее здоровье? Рожать в таком возрасте! А школа, институт?!
— И куда они денутся? — безмятежно поинтересовалась мать подростка, очередной раз проигнорировав прочувствованное выступление в форме отчитывания.
— Что? — не понял вопроса Стрельцов, сбившись с тона.
— Школа, институт, — ровно пояснила она. — Что такого уж случилось, что нельзя школу окончить и в институт поступить?
Стрельцов посмотрел на нее как на полоумную, с которой непонятным образом он пытается обсуждать серьезные вещи и проблемы, оказавшиеся, как выяснилось, недоступными ее пониманию.
Выразительно так посмотрел. Однозначно трактуемо. Но спросил-таки:
— Это вы шутите?
— Отнюдь, — уверила Инга. — Она у вас вроде тупостью не страдает и не сирота детдомовская. Папу-маму и дедушек с бабушками имеет. Жить ей есть где, родные посильную помощь окажут: и за малышом присмотрят, и няню наймут, если понадобится. А школу сейчас легко можно окончить экстерном, и в институт девочка поступит. И потом, вы же не знаете, что там за парень, кандидат в папаши. Он вполне может оказаться нормальным мальчишкой с нормальными, адекватными родителями. Неужели вы всем миром не сумеете одного ребенка поднять?
Теперь Стрельцов смотрел на нее как на чудо-юдо с горы, сивку-бурку вещую каурку, не ведомо откуда «вставшую перед ним, как лист перед травой»! Ничего себе отповедь!
— Инга… — хрипнул вдруг запершившим горлом. — Можно чаю?
— Да, пожалуйста! — обрадовалась она, поднимаясь из-за стола, и «добила» контрольным в голову: — Вы об этом не задумывались?
— Нет. Я пока о таких глобальных решениях не думал, пытаюсь свыкнуться с самим фактом, осмыслить, что делать, как с ней говорить, — и признался: — Марина категорически настаивает на аборте.
— О-хо-хо, — попечалилась, сочувствуя, Инга. — Это, разумеется, вам троим решать, но девочке в таком возрасте аборт опасен. Очень уж велика вероятность остаться навсегда бесплодной.
У Стрельцова волосы на затылке зашевелились! Да потому что он ни сном ни духом, ни намеком каким не успел ни осмыслить, ни предположить, что надо еще и о таких вещах задумываться, как аборты, возможные последствия для здоровья, когда дитю только пятнадцать лет и вроде бы по всем законам детство ее еще продолжается!
Чайник шумно закипел, отвлекая Стрельцова от мучительных раздумий. Он проследил взглядом, как Инга налила большую чашку чая (настоящего, заваренного по всем правилам в заварном чайнике, а не какого-то неубедительного пакетного), поставила чашку перед Игнатом на стол, присовокупив рядом сахарницу, тарелочку с нарезанным лимоном, вазочку с мелкими сладостями — печеньицами, конфетками, — и села на свое место.
— Должен признаться, пока я о дальнейшем возможном развитии событий не думал, — размешивая сахар, поделился Стрельцов и вдруг, посмотрев на Ингу, озарился идеей, которую поспешил изложить с большим воодушевлением: — Инга, а может, вы с ней поговорите? Ну, так, по-женски. Выясните, какие у нее планы и что она предполагает делать дальше.
— Поговорить, конечно, можно, — выказала сомнения Инга. — Но я как раз отрицательный пример в данной ситуации. Я в семнадцать лет, на первом курсе института, по влюбленности и залету вышла замуж, а в восемнадцать родила Федьку. — Она извинительным жестом развела руками. — Вам лучше это с Фенечкой обсудить. Бабушка наша точно и подробно знает, как растить внучку, когда ее мать вечно занята.
— Ну вот и как раз! — воодушевился Стрельцов. — Обозначите все плюсы и минусы раннего материнства.
— Не спешите расслабляться, — предупредила Инга и лукаво улыбнулась, — дело в том, что в плюсах у меня только замечательный сын. Правда, этот плюс перевешивает все на свете!
— Но институт же вы окончили?
— Да, — подтвердила она, — но только благодаря родным, взявшим на себя большую часть забот о Феде.
— Ну вот! — непонятно что утвердил он.
— А вы-то, Игнат, чего хотели бы? Чтобы она аборт сделала или родила?
Стрельцов промолчал. Чего он хотел? Чтобы все вернулось на прежние места. И пусть Машка выкаблучивается и ругается с ними, и красится, одевается, как ночной кошмар добропорядочности, и музон свой истошный слушает, но… но пусть побудет еще ребенком, девочкой, без взрослой беременности!
— А хотите, я вам сольки на рану, для скорейшего определения в позиции? — прищурившись, ядовито спросила Инга.
— Сольки не хочу, — усмехнулся Стрельцов.
— И все же, — настояла она. — Представьте себе маленького ребеночка, такого пухленького симпатяшку. Тепленького, беспомощного, с малюсенькими пальчиками, который улыбается, агукает и на вас похож. Вы же, между прочим, дед! А это, знаете ли, звание!
— Вы часом не адвокатом дьявола работаете? — буркнул весьма недовольно Стрельцов.
— Не-а! — со всей серьезностью заявила она. — Я больше по ангельской части.
Он собрался было что-то ответить, но их беседу прервали два обстоятельства. В коридоре послышалось тихое жужжание, сопровождаемое дробной копытной поступью, и у Стрельцова зазвонил телефон.
Доставая трубку из кармана брюк, он, вопросительно приподняв бровь, посмотрел на Ингу.
— Маркиза в коробчонке со свиненком, — пояснила та природу приближающихся звуков.
Игнат посмотрел на экран телефона, номер высветился неизвестный. Встал, отошел и отвернулся к окну.
— Да, — ответил начальственно строгим голосом.
— Привет, па! — виновато прошелестела беглая дочь.
— Здравствуй, Мария, — по-прежнему строго отозвался отец. — Что, телефон свой так и не включила?
— Не-а, с Фединого звоню, — покаялась скромницей Машка, — ну ты же знаешь, мама орать начнет.
— А ты считаешь, что у нее для этого нет поводов? — отчитывал Стрельцов.
— Ну па-а-а… — перешла к тактике номер два, нытью, Машка.
— Так! — оборвал заходец отец суровый. — Давай приезжай, поговорим!
— Ты сильно злишься, да? — осторожненько прощупывала почву «деточка».
— Сильно. Приезжай! — распорядился Стрельцов.
— Па, мы с Федей в кино собрались, уже и билеты купили. Мы в кино сходим, а? Все равно поругать меня ты успеешь, — уговаривала дочь блудная.
