подбрасывало новые животрепещущие темы, о следователе Коростелине уже никто не помнил – ни СМИ, ни общество, защите которого он когда-то мечтал посвятить свою жизнь!
Да и не стал бы он делиться с репортерами деталями своего злосчастного расследования. Во-первых, прямых доказательств не было – материалы, собранные им, исчезли в тот же вечер, когда произошел взрыв.
А во-вторых, в госпитале Коростелина опять навестил полковник Арсеньев. Поговорил с отцом Александра, утешил его, пообещав непременно отыскать и покарать преступников. Поистине дьявольский цинизм. Потом, вежливо попросив разрешения остаться с Александром наедине, полковник присел на стул возле койки и несколько минут смотрел на следователя. Лицо Александра, опаленное при взрыве, было наполовину скрыто под бинтами. В глазах были гнев и бессильная злость, но полковника не смутил этот взгляд. Он долго говорил, выдвигая убедительные аргументы, предложил сигарету, даже сам осторожно всунул ее в обожженные губы пострадавшего.
Объяснил, что выбора у Коростелина, как и раньше, нет. Все, что могло скомпрометировать Арсеньева, погибло вместе с взрывом, включая главного свидетеля. Теперь Коростелину лучше подумать, как жить дальше в его теперешнем положении.
– Могу добить из жалости! – спокойно предложил полковник. – Без боли. Могу дать возможность жить, и жить нормально – не на пособие по инвалидности. Будешь получать бабки кое-какие, лекарствами обеспечу – тебе теперь много их понадобится! Обезболивающие будешь получать заграничные, самые лучшие. Взамен только одно – молчание…
Сдался. Понял, что не попрешь против системы. Ушел в себя, но не спился, как ожидал, наверное, Арсеньев. А вот его отец долго не протянул. Он пытался, как мог, помочь сыну собраться с силами. Но организм, уже изрядно подточенный после утраты жены, не справился. Инфаркт. Александр не смог даже поехать на похороны. В это время он находился в реабилитационном центре в Сестрорецке.
Вернулся в опустевшую квартиру на Гранитной, которую уже больше не покидал. Арсеньев не обманул насчет помощи – подбрасывал кое-что от щедрот своих. Коростелин ненавидел себя за то, что вынужден принимать его деньги, но ничего не мог поделать. Лекарства стоили дорого, да еще приходилось платить приходящей прислуге, которая прибиралась в доме и закупала для него продукты.
Это была женщина преклонных лет, пытавшаяся вести себя с ним по-матерински заботливо. Коростелина это только раздражало – его матери давно не было в живых, и Елена Андреевна, несмотря на всю ее доброту, никогда не смогла бы заменить ее. Поэтому он вежливо, но непреклонно отказывался от помощи в тех случаях, когда мог справиться сам. Сам готовил, сам делал себе уколы. Старался не злоупотреблять ими – боялся привыкнуть, терпел боль из последних сил. Когда она не оставляла его, он напоминал себе о той, другой боли, которую довелось ему пережить после взрыва. Это немного помогало.
Да еще отвлекал от переживаний компьютер, с помощью которого он путешествовал по просторам Интернета. Елена Андреевна считала хитрую машину творением дьявола и умоляла отказаться от нее.
Это тоже раздражало инвалида – для него компьютер оставался единственным окошком в мир. Садясь перед монитором, он забывал о своей неполноценности.
Женщин у него не было со времени трагедии. Правда, в мужском качестве он оставался вполне дееспособен, но кто захочет стать любовницей немощного калеки? Да и не видел он больше никаких женщин, кроме Елены Андреевны, которая по возрасту действительно вполне годилась ему в матери. Он не покидал своей квартиры, не желал демонстрировать миру свое уродство, принимать жалостливое сочувствие незнакомых ему людей.
Вызвать на дом шлюху – брезговал, да и денег было не столько, чтобы ими так разбрасываться. Но теперь, когда девушка, несмотря на его сопротивление, проникла в дом и оказалась не дурой-журналисткой, а, как и он, действительно несчастным человеком, Коростелин смотрел на нее по-другому. Он оценил красоту ее лица и фигуры, и сердце его учащенно забилось. Он, конечно, понимал, что рассчитывать на благосклонность красивой посетительницы не приходится, но даже просто находиться рядом с ней было уже очень приятно.
Анжелика, впрочем, пропустила его комплимент мимо ушей. Она думала о своем. Теперь, когда ей было известно имя противника, ситуация в корне менялась. Она снова превратилась из добычи в охотницу. Она сжала кулаки и на лице ее отразилось ликование. Хотелось что-то предпринять, немедленно. И вопреки тому, что сказал следователь, задача эта представлялась ей вполне по плечу.
– А среди его знакомых нет никого по имени Иван?! – спросила она без особой надежды – слишком мало информации для идентификации – только имя, которое может быть и не настоящим!
– Возможно, это Левашов! – задумался Коростелин. – Иван Левашов, его ближайший помощник. Не из ментов. Ведает делами Арсеньева. Я видел его раз. Такой хлыщ, ни одной юбки не пропускает…
– Похоже, что он! – радостно закивала Анжелика.
– Что вы намереваетесь делать? – поинтересовался он с грустной улыбкой.
– А что мне, по-вашему, остается?!
– Посмотрите на меня! – предложил он. – Прекрасный пример того, к чему приводит борьба. Бывают в жизни моменты, когда лучше отступить! Беги, девочка, как можно дальше и не оглядывайся ни в прямом, ни в переносном смысле!
Маркиза покачала головой.
– Слишком поздно! Можно, я останусь здесь на вечер? Я не помешаю и готова заплатить, у меня есть деньги!
– Не надо. Можете остаться. На вечер. Поймите меня правильно, это больше не моя война! Все, чего я теперь хочу, чтобы меня не трогали.
– Вы ведь живете один?
– Да, но есть приходящая уборщица!
– С ней не будет проблем?
Он задумался. Елена Андреевна любила смотреть телевизор, часто обсуждала сюжеты, промелькнувшие в новостях, или последние серии очередной мыльной оперы, которые воспринимала близко к сердцу. Она вполне могла видеть объявление о розыске Маркизы и узнать ее. Несмотря на возраст, Елена Андреевна обладала цепкой памятью, могла без запинки пересказать целую серию латиноамериканской белиберды, не запутавшись в длинных именах героев и их крайне сложных родственных отношениях. Нет, пускать ее в квартиру, пока здесь находилась Анжелика, не следовало. Он набрал номер старушки, жившей на проспекте Косыгина:
– Елена Андреевна, добрый вечер! Сегодня приходить не нужно! Ко мне приехала родственница, она мне поможет!
– Что за родственница? – в голосе собеседницы явственно засквозила ревность. – Может, мне всетаки лучше прийти, я и магазины хорошо здесь знаю… Кем она вам приходится?
Ага, отметил про себя Коростелин – помимо ревности в Елене Андреевне, безусловно, говорило женское любопытство.
– Троюродная сестра из Волгограда, – сказал он. – Такая шебутная девчонка!
Как он и ожидал, Елена Андреевна сразу утратила интерес, ей бы хотелось пообщаться с такой же, как она сама, старой вешалкой, с которой можно бесконечно перемалывать свои невзгоды. Люди в старости, как заметил Коростелин, чаще вспоминают о неудачах и бедах да обсуждают сериалы. «Шебутная девчонка» здесь вряд ли могла составить компанию пожилой женщине.
Итак, этот вопрос был решен. Анжелика сбегала в ближайший магазин за продуктами, не пожалев при этом денег. Когда, вернувшись, она принялась выставлять на стол покупки, подкативший Александр только присвистнул.
– Ты что, банк ограбила?
– Может быть, и так! – сказала Анжелика.
Он так и не узнал, насколько его предположение близко к истине.
Совершив быстрое омовение в крохотной сидячей ванне, Анжелика занялась приготовлением ужина, который прошел практически в полном молчании. Но было что-то глубоко интимное в этой тишине. Анжелика почувствовала неожиданно, что с этим человеком, которого она увидела сегодня впервые, у нее, пожалуй, больше общего, чем с кем-либо из ее прежних любовников. Потому что ему была ведома та душевная боль,
