Мы развели костер, и Тимур разложил на плащ-палатке колбасу, сыр и хлеб – убогое угощение на поминках по безвременно сгоревшему дому.
В центре стояла литровая бутылка «Финляндии», но при таких обстоятельствах я, честно говоря, предпочел бы дорогому понтовому пойлу обыкновенную «Московскую» с зеленой этикеткой.
Однако – не смотри коню в зубы. У него из рта плохо пахнет.
Разлив водку по кружкам, Тимур взял свою и посмотрел на меня.
Я кивнул, взял свой поминальный кубок и, взглянув на Тимура, сказал:
– Ты знаешь... Если Афанасий жив, то и хрен с ним, с этим домом. Давай сейчас не будем говорить об Афанасии. А насчет дома... Хороший был дом. И мы хорошо в нем жили. Да будет ему...
Тимур выжидательно посмотрел на меня и усмехнулся.
– Давай, давай, я слушаю, – подбодрил он меня, – что ему там будет?
– Э-э-э... – я посмотрел на другой берег.
Пожар уже погас, и только над горловиной глубоко упрятанной в землю тридцатитонной цистерны спокойно горел коптящий солярочный факел.
– А вот ему и вечный огонь.
– Кому? – спросил Тимур.
– Дому, кому же еще, – я залпом выпил водку, – не Афанасию, ясен пень.
Тимур кивнул и тоже опустошил свою кружку.
Занюхав водку куском колбасы, он передернул плечами и спросил:
– Так чем там дому нашему что-то будет?
– А представь себе, что у домов тоже есть загробный мир.
– Эк тебя потащило! – одобрительно усмехнулся Тимур. – Ну-ка, ну-ка!
– Ага. И некоторые попадают в рай, скажем – школы, больницы, музеи всякие...
– А другие, значит, в ад. Тюрьмы, притоны, казармы. Так?
– Примерно так.
Тимур налил еще по сто, и мы выпили.
Где-то в глубине души вяло шевелилось чувство собственника, лишившегося своего достояния, но ему никак не удавалось подняться до головы и захватить мои мысли.
И я, закурив, подумал: экий я благородный да не жадный!
Вот у меня только что сгорел дом за полтора лимона зеленых, а я – хоть бы что! И совсем меня жаба не душит!
Абсолютно!
Но зато водка стимулировала мой мыслительный процесс, замедлившийся было от такого неприятного сюрприза, и мне в голову начали приходить интересные мысли.
– Налей-ка еще по пятьдесят, – сказал я Тимуру, – давай хлопнем, а потом я кое-что тебе скажу. Есть некоторые соображения.
– У меня тоже есть, – ответил Тимур, разливая по кружкам финскую водку.
Мы молча хлопнули, я засунул в рот кусок колбасы и, жуя, сказал:
– Я уау, шо ажа...
– Прожуй сначала, – посоветовал Тимур и тоже ухватил колбаски.
Я последовал его совету и, проглотив колбасу, повторил:
– Я думаю, что пожар – это не просто так. Ну сам посуди – мог Афанасий случайно поджечь дом?
Тимур дожевал колбасу и ответил:
– Ни боже мой. Во-первых – он не пьет. Во-вторых...
– Никаких вторых. Афанасий здесь вообще ни при чем, он слишком аккуратный человек. Поехали дальше. Мог дом сам загореться?
– Нет, не мог, – уверенно ответил Тимур, – бельгийская противопожарная система за восемьдесят тысяч. Сам покупал. На твои деньги.
– Не говори мне о деньгах, – поморщился я, – я о них слышать не хочу.
– Типичное рассуждение зажравшегося мультимиллионера, – заявил Тимур и прикурил от горящей веточки.
Бросив ее обратно в костер, он затянулся и сказал:
– Это поджог.
– Это поджог, – кивнул я.
– А это значит...
– А что это значит? – я с любопытством посмотрел на Тимура.
Мне было интересно, что он скажет.
У меня уже образовались некоторые соображения на этот счет. И если они совпадут с тимуровскими, значит, мы с ним будем не хуже Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
– Давай сначала ты, – предложил Тимур.
– Изволь, – легко согласился я, – даю. Значит, так. Умышленный поджог. Друзья так не поступают, значит – враги.
– Удивительно мудрая мысль! – восхитился Тимур.
– Тихо! Значит – враги. А кто у нас враги? Менты – раз, бандюки – два, чиновники – три. Ну, поскольку чиновники сами, своими руками, ничего не делают – значит, бандюки. А менты тоже не будут рисковать. И поскольку они с бандюками вась-вась, то, значит, опять же бандюки.
– Да это-то и ежу понятно, – поморщился Тимур, – я о другом. Вообще о другом.
– Интересно, о чем? – удивился я. – Думаешь, есть еще желающие?
– Не в желающих дело. Ты лучше вспомни, как мы прилетели.
– Ну да, прилетели мы хреново, – согласился я.
И в самом деле – в аэропорту Томска произошло что-то странное.
В зале прибытия стояли омоновцы и шмонали всех подряд. Это не показалось мне чем-то из ряла вон выходящим, особенно если учесть разгул терроризма и прочие радости двадцать первого века.
Заглянув в наши документы, капитан, руководивший двумя здоровенными парнями в натянутых на лицо шерстяных шапочках с прорезями для глаз, поджал губы и вежливо, но непреклонно сказал:
– Прошу вас пройти со мной.
– Это еще зачем? – возмутился Тимур, но я толкнул его локтем.
Не хватало еще разборки со спецами.
– Простите, уважаемый, – любезно обратился я к офицеру, – вы там, в документах, обратили внимание на то, что я американский гражданин?
– Обратил, – кивнул капитан, – и это одна из причин.
– Одна из причин – чего?
– Того, что я приглашаю вас на личный досмотр.
– Хорошенькое приглашение, – пробурчал я, – четыре часа летели, и теперь снова приключения.
– А что, у вас были приключения? – капитан пристально посмотрел на меня.
– Да нет, – я пожал плечами, – особенных не было. Это я так – к слову.
– Прошу! – И капитан повел рукой в ту сторону, куда он нас просил.
Его гориллы шагнули к нам, и – ну что тут поделаешь! – мы пошли в угол зала, где перед дверью толпились недовольные выходцы из южных республик, охраняемые спецназовцами.
