Хотя все-таки основные деньги всегда делались на повседневных мелочах. И вот тут-то ребята из мэрии и встревают со своими делишками. Мало им рынка. Для собственных карманных торговых фирмочек громоздят и громоздят теперь киоски по всему Томску. Вот и напротив универмага разворотили проспект. Вроде бы благое дело делают и для населения, и даже для ЦУМа: мощный остановочный комплекс у огромного магазина – и все виды городского транспорта, и парковка для частников. Все бы хорошо, но в павильонах планируется разместить торговые точки, не подотчетные Мысливцу. А это прямой перехват клиентов, приезжающих в универмаг. Надо ехать ругаться в комитет по делам торговли. Надо...
– А этим займусь я, Андрей. Прорвемся. Ты бы пока с «Тайгером» вопрос уточнил: условия, возможности. Не внушает мне этот «Сокол» доверия...
– Ладно, Миш, сделаю...
Пробило шесть – время, когда в универмаге скапливалось максимальное количество людей.
Многие, идя с работы, забегали за покупками по дороге домой. Большинство, конечно, ежевечерне покупали лишь хлеб да молоко, но и в промтоварах бывала повседневная нужда. Кому-то нужно сменить перегоревшую лампочку, у кого-то закончилась жидкость для мытья посуды, кому-то пленка понадобилась для фотоаппарата. Не говоря уже о том, что мебель, ковры, бытовую технику многие, несмотря на обилие специализированных магазинов, по-прежнему по многолетней привычке покупали в центральном универмаге. Впрочем, постоянным клиентам магазин давно выдал дисконтные карты, гарантию на дорогие товары ЦУМ дает на полгода большую, чем остальные магазины, – то есть клиента тут берегут и лелеют, и люди рады навестить гостеприимный торговый центр, особенно если по пути.
Работать оставалось еще два часа, но ровно в шесть начальник дежурной смены охранной фирмы «Сокол» ежедневно начинал обход универмага на закрытие верхнего этажа. Северное его крыло было в основном складским. По обе стороны узкого коридора – двери с висячими замками, на стенах через равные промежутки тускло светят лампы дежурного освещения.
Отставной офицер Налимов привычным движением откидывал замки – проверял целостность контролек – и сопел носом. В коридор из-за массивных дверей галантерейно-парфюмерного склада просачивался плотный дух Франции. У двери стоял сдвинутый к стене фанерный ящик. Дежурный похлопал по нему ладонью.
Да уж, мелькнула шальная мысль, стенка у ящичка – тьфу: пальцем ткни – и можно карман подставлять...
Без четверти семь от подъезда крупнейшего в городе компьютерного центра «Савпак», что на перекрестке Гагарина и Фрунзе, отъехали три черных джипа с тонированными стеклами. Вырулив на проспект Ленина, они, помигивая синими маячками на крышах и распугивая окружающих громко хрюкающими сигналами, преодолели почти треть города за каких-нибудь пять минут, и эффектно, поднимая пыль с асфальта, затормозили прямо у волнистого ярко-желтого козырька над входом в современное трехэтажное бело-голубое здание центрального томского универмага...
Сержант вневедомственной охраны Перепелкин нес службу при главной кассе. В семь вечера он сопровождал старшего кассира во время обхода на снятие денег. Обычно кассира сопровождал конвой из двух милиционеров – впереди и сзади. В шесть кассу еще снимали полным конвоем. А потом у напарника разболелся зуб, он помчался на прием к стоматологу, и Перепелкину пришлось привлечь к конвоированию начальника смены охранной фирмы, обеспечивающей порядок в универмаге.
Когда-то весь универмаг был под контролем милиции и криминальных структур. Милиция охраняла, бандиты собирали деньги. Но потом что-то разладилось, и не так давно купивший ЦУМ Мысливец оставил милиционеров только на кассовых операциях, а охрану в залах поручил «Соколу».
Криминал пока не реагировал – похоже, выжидал.
Перепелкину недавно стукнуло полста, но он любому молодому охраннику мог еще фору дать по части упасть-отжаться. Да и опасаться нечего было: маршрут нахоженный – из зала в зал, от кассы к кассе. Вокруг полно людей. Процедура скоротечна и отработана до автоматизма: кассир на кассе складывает выручку в мешочек, прикладывает реестр и отдает старшему. Та расписывается, мешочек забирает и следует к другой кассе.
Еще никогда Перепелкин за все годы службы не слышал, чтобы нападение совершили на дежурный конвой. Не те деньги, чтобы из-за них затевать разбой в центре битком набитого магазина.
Чревато.
Поэтому сержант, поглядывая на нервничающего «сокола», оставался спокойным и только спросил:
– Ну, что там, наверху?
– Норма, – Налимов, проведший обход, был лаконичен. – Все закрыто. Все ушли. Остались только МММ и главбух.
– Деньги считают? – усмехнулся милиционер.
– Мы – тут, они – там, – туманно ответил охранник, думая о чем-то своем.
– Ладно, идем. – И сержант легонько подтолкнул Налимова в сторону следующей кассы. Кассир, успев подхватить очередной мешочек, тронулся за охраной. Перепелкин замкнул конвой.
Оставалась последняя касса.
После нее старший кассир направится к дальнему концу зала, где за бронированной стенкой с узенькой прорезью сидела оператор – представитель Госбанка. Она пересчитает деньги, сложит их в закрепленную за универмагом сменную сумку и запломбирует. Это нужно успеть сделать до приезда инкассаторов. Последнюю выручку спустя еще час в кассу принесут сами кассиры. И эта небольшая сумма останется в универмаге до завтрашнего дня. Но до завтрашнего дня дела Перепелкину нет никакого. Завтра тут уже Петров дежурить будет...
– Отойдите, гражданка! Закрывается касса! В соседнюю пройдите!... – Налимов всем телом пытался отодвинуть обширную даму, но его тела хватало лишь на то, чтобы заполнить ложбинку меж необъятных грудей. Дама сдаваться не собиралась.
– Я тута уже три часа парюсь! А меня от кассы к кассе гоняют. Безобразие! Позовите администратора! Вызовите милицию!
– Тут уже милиция! – гаркнул Перепелкин, отодвигая кассира и делая шаг в сторону скандалистки. – Сейчас протокол оформлю и в отделение заберу, будете буянить. Сказано вам...
В эту секунду что-то теплое и липкое залило его лицо, по ушам ударил страшный грохот, и сержант на мгновение выпал из этого мира. Умер. И воскрес. Сначала вернулись безусловные рефлексы: он протер глаза и взглянул на руку. Рука была в красной липкой слизи.
Протертые глаза обрели возможность видеть, но лучше бы они не открывались...
Потому что милиционер увидел, как «сокол» Налимов с развороченным черепом стал падать навзничь, а на него повалилась тяжеленная туша вздорной покупательницы, которой так и не удалось добиться справедливости в этом мире. Из рук покупательницы выпала авоська, раскрывшись, она ударилась о пол, и всякие женские мелочи – помада, тушь для ресниц, косметический карандаш, – обретя свободу, покатились под прилавки, стенды и выставочные тумбы...
Под Налимовым быстро образовалась лужа, что было вполне естественно. Но лужа эта благоухала ароматом пятой «Шанели», и густой парижский запах придавал пороховой вони и приторному запашку крови особый шарм...
Вслед за обонянием вернулась способность слышать.
Автоматные очереди уже не казались такими громкими, потому что их заглушали вопли ужаса, издаваемые толпой. Но даже в этом гаме Перепелкин расслышал резкие, четкие приказы одного из нападавших, который как будто всю жизнь только тем и занимался, что командовал террористами:
– Февраль, слушай сюда! Берешь двоих братков – и на третий этаж. Погром по складам учинишь. Что горит – поджечь. Кабинет директора вскрыть и обшмонать. Заберете все магнитные диски. Из компа винчестер тоже забрать. Знаешь, что это? Босой! Давай-ка с васюганскими гони толпу в дальние залы, пока не очухались. Пару гранат кинь: десяток-другой жмуриков нам не повредит! Куда? Куда лапы тянешь, крыса? Тебе что сказано было делать?
Способность соображать здраво к дежурному милиционеру так и не вернулась. Заметив, что один из бандитов склоняется над упавшей кассиршей и тянется к мешку с деньгами, сержант, вместо того чтобы рухнуть рядом и притвориться мертвым, инстинктивно сунул пятерню в кобуру за верным «макаром».
Поднимая руку с пистолетом, он столкнулся глазами с вожаком нападавших и увидел черное отверстие в
