будет. Что я скажу – должно быть исполнено беспрекословно. Иначе положение не исправить.
Криминал – это вам не пенсионеры. Они ждать до самой смерти не будут. Скорей вы все подохнете, а уж они ждать этого не заставят. А если кто-то не согласен, то пожалуйста – могу уступить кресло. Хоть сейчас.
И Вертяков пошевелился, будто и в самом деле готов был уступить место любому желающему.
– Ну что вы, Борис Тимофеевич, – возмущенно прогудел начальник УВД полковник Сидоренков, который лучше других понимал, что без правильного посредника с бандитами не договориться, – мы без вас как без рук! Вы уж это бросьте, понимаете... Ну, совершили ошибки, так ведь готовы исправить их, правильно?
Сидоренков оглядел собрание, и в кабинете тут же зазвучали уверения, что да, готовы, только нужно точно знать, как действовать, а уж кто лучше Бориса Тимофеевича знает, что нужно...
Вертяков чувствовал, как его несет волна внезапно обретенной власти, смертельно опасной, но настоящей, абсолютной. Он почему-то вспомнил вдруг Юлия Цезаря и подумал: а кто же из них мой Брут? Оглядев своих сенаторов, он понял, что Брутом может стать любой, и усмехнулся.
– Как без рук, говорите... Да нет, рук у каждого из вас – как у Будды, штук по восемь, гребете вы все под себя так, что треск стоит. Ну да ладно, кто старое помянет... В общем, имел я тут разговор с человеком одним, да что там темнить, с новым смотрящим, Савелием Павловичем Кругловым.
С Кругом Вертяков еще не встречался, но после разговора с Гришей Белым был уверен, что проблем не возникнет, и поэтому решил несколько опередить события. Тем более что момент для этого был более чем подходящий.
– Да, виделся с новым смотрящим, – повторил Вертяков, – и скажу я вам, господа мои, что человек этот... В общем, мой покойный братец по сравнению с ним был просто ангелом. Так что непростой у меня с ним разговор был. Однако я все уладил. И теперь объявляю вам новые условия. Для того чтобы у нас с нашими партнерами все было тип-топ, в этот кабинет первого числа каждого месяца должны приносить портфельчик.
– Так ведь и раньше приносили, – удивленно сказал Циферблат, – что же тут нового? Все же понимают, обычное дело!
– Э нет, уважаемый Вилен Абрамович, – прищурился Вертяков, – раньше каждый по своему ведомству отчитывался передо мной отдельно. А теперь все будет по-другому. Теперь все деньги будут сложены вместе, и приносить этот портфельчик... Приносить его будете как раз вы, Вилен Абрамович.
– Я? – удивился Циферблат.
– Да, именно вы. Обсуждению не подлежит. И лежать в этом портфельчике должно триста.
– Триста чего? – Циферблат уставился на Вертяков а.
– Триста тысяч долларов, – раздельно произнес Вертяков, – триста тысяч убитых енотов. Зеленых американских рублей.
– Так ведь раньше на круг около двухсот выходило, – подал голос председатель комитета по СМИ.
– А не желаете мое кресло занять? – ласково поинтересовался Вертяков. – А потом с урками разбираться?
– Нет, спасибо, – торопливо ответил председатель, – я уж лучше у себя.
– Вот именно, – кивнул Вертяков.
– Ну, ты, Борис Тимофеевич, кровопийца, – покачал головой начальник налоговой службы области Хачик Гамлетович Погасян.
– Ничуть, – небрежно отозвался Вертяков, – я своей кровью между вами и бандитами встаю, так что и вы своей поделитесь. Тем более, сколько вас тут... Раз, два... Четырнадцать человек. Ну, еще те, кто не пришли... В общем, получается примерно по пятнахе с лица. Это для вас что – неподъемная сумма? Не смешите меня.
Осмотрев поверженных в прах соратников, за полчаса превратившихся в вассалов, Вертяков откинулся на спинку кресла и устало произнес:
– Благодарю вас, все свободны.
Прикрыв глаза рукой, он склонился к селектору и расслабленным голосом сказал:
– Элла, зайди ко мне.
Стараясь не шуметь, все быстро вышли из кабинета, и на пороге появилась Элла Арнольдовна. Закрыв за собой дверь, она молитвенно сложила на груди руки и восхищенно прошептала:
– Как ты их, Борюнчик! Как ты их! Я все слышала по селектору и, признаюсь тебе, даже кончила несколько раз... Я и не подозревала, что ты можешь быть таким!
Она торопливо обошла стол и опустилась перед Вертяковым на колени.
– Дай мне его немедленно... Я очень хочу...
Она стала торопливо расстегивать на Вертякове брюки, а он, чувствуя необычный прилив сил, помогал ей, бормоча:
– Да, я тоже... Но только не в рот. Я хочу засадить тебе по самые гланды.
– Ах... По самые... Это так сексуально, – прошептала Элла Арнольдовна и удивилась тому, что обычно полумягкий член Вертякова, который она с трудом освободила из плена брюк, на этот раз торчал, как могучий багровый бивень. – Ах, какой он у тебя сегодня! Я хочу по самые...
Она быстро задрала короткую юбку, скинула микроскопические трусы и резво опрокинулась на стол, широко раскинув ноги.
Вертяков с удивлением посмотрел на свой непривычно мужественный член, который в таком состоянии был последний раз в какой-то совершенно другой, теперь уже забытой жизни, поднялся из кресла и засадил Элле Арнольдовне по самые гланды.
Глава восьмая
ГРАНАТОМЕТ С ГЛУШИТЕЛЕМ
Лежал между двумя большими городами проезжий тракт.
И стояла на нем избушка, в которой обитали несколько Соловьев-разбойников.
Города эти назывались Томск и Новосибирск, тракт на самом деле был асфальтированной трассой, а избушка с лихоимцами – обыкновенным постом ГАИ.
Или ГИБДД.
Или ДПС.
Это уж кому как нравится.
На двадцать восьмом от Томска километре рядом с дорогой стоял большой бетонно-стеклянный ящик, перед которым днем и ночью ярко светили несколько ртутных фонарей. В солнечный день их свет был незаметен, а ночью они заливали мертвенным сиянием часть шоссе и просторную площадку перед постом.
Подъезжая к посту, водитель видел несколько знаков, которые предписывали ему ехать все медленнее, и если бы существовали утвержденные ГОСТом знаки, предписывающие передвигаться ползком, то они стояли бы на самых видных и главных местах.
Лихоимцы, обитавшие в помещении поста, были назначены государем на то, чтобы следить за порядком на дороге и помогать водителям, но они пренебрегали своими обязанностями и главным образом занимались элементарным, старым как мир, промыслом, а именно – поборами.
Правила дорожного движения они, естественно, знали назубок, но и это профессиональное знание они обращали на благо своих кошельков, разбухших от чужих денег. Они могли в шесть секунд вправить мозги любому водителю, засыпав его номерами пунктов и подпунктов, и ошарашенный водила только отмахивался и говорил: ладно, со всем согласен, как будем расходиться?
Такой поворот разговора и был основной целью разъяснения тонкостей ПДД. Но мудрые взяточники никогда не назначали сумму отступного, предоставляя это право попавшемуся в их тенета автомобилисту. Они не вымогали деньги, но технично вынуждали водителя идти на подкуп должностного лица. И когда водитель доставал деньги и вкладывал их в какую-нибудь щель инспекторского обмундирования, на лице гаишника появлялось выражение курицы, которую только что потоптал петух – «Ой, что это было? А я и не заметила...»
После этого водитель мог быть свободен и обычно незамедлительно использовал эту возможность.
В этот день трем сержантам, во главе которых стоял старшина Зажимов, сильно везло. Сначала мимо них пытались незаметно проскользнуть четыре трейлера с китайской обувью и подозрительными
