Я сказал, что он покойный. И я не ошибся. До сего дня мы все, да и я сам, считали его без вести пропавшим. Но сегодня я получил достоверную информацию о его судьбе. И официально заявляю вам, что Александр Тимофеевич Вертяков откинул... Простите, отдал Богу душу. Предлагаю почтить его память минутой молчания.
Вертяков встал и сделал скорбное лицо.
В кабинете раздался шум отодвигаемых стульев и кресел, все встали и, чувствуя себя идиотами, уставились в пол. Некоторое время в кабинете царила тишина, нарушаемая лишь одышливым сопением толстого хозяина амжеевской энергетики Николая Афанасьевича Буряка, который страдал ожирением, усугубляемым неумеренным употреблением чешского пива.
Наконец Вертяков решил, что упражнение можно прекратить, и, подавая пример, уселся в свое кресло. Все с облегчением последовали его примеру, и Вертяков, закурив сигарету, сказал:
– Значит, связи с неофициальными лицами... Довожу до вашего сведения, что новым руководителем наших партнеров назначен Савелий Павлович Круглов, среди своих сотрудников – Круг.
– Это что – новый смотрящий, что ли? – уточнил начальник коммунального хозяйства Амжеевки Вилен Абрамович Циферблат.
– Если угодно, – кивнул Вертяков.
– Ну и как с ним работать? – Циферблат повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее. – Когда ваш брат был... простите, жив, то мы знали, что никаких проблем не будет. Вы-то с ним всегда находили общий язык, на то и братья... А теперь?
– А вы не беспокойтесь, Вилен Абрамович, это не ваша забота. На то я в этом кресле и сижу, чтобы вы не беспокоились по подобным поводам.
Это было интригующее заявление, и по кабинету пробежал ропот.
– Да, именно так, – подтвердил свои слова Вертяков, – и не иначе. Прежде никто из вас не знал, насколько трудным является налаживание контактов с криминалом, вы уж простите, что я называю вещи своими именами. Вы все думали: ну, у него там брат, так что все в порядке. Так вот, не все так просто. Даже когда смотрящим был мой брат, все было далеко не просто. А теперь стало и вовсе сложно. Но я знаю, как правильно организовать сотрудничество с нашими неофициальными партнерами, и заявляю вам, что для всех вас почти ничего не изменится.
– А что значит «почти»? – просипел Буряк, утирая со лба пот.
– Об этом я скажу чуть позже, а сейчас я напомню вам о том, что вы все успели натворить за время безвластия в криминальной сфере.
Вертяков окинул кабинет прищуренным взглядом, и все присутствующие снова удивились переменам, которые произошли с главой администрации всего лишь за какой-то один день.
– Да, именно натворить. Ну, простых барыг, ларечников и рыночников еще можно понять. Ума у них немного, в будущее смотреть они не привыкли, и они даже не поняли, что свято место пусто не бывает. Революцию решили устроить, мать их...
Вертяков пошарил глазами по столу и, найдя квадратную бутылку виски, налил себе немного в толстый низкий стакан.
– Кстати, на чайном столе есть что выпить, – напомнил он, – так что если кто хочет, то нечего чиниться. На сухое горло, сами знаете...
В кабинете произошло некоторое движение, зазвякали бутылки и стаканы, и через несколько минут обстановка стала несколько менее напряженной. Каждый держал в руках стакан или рюмку, и Вертяков, увидев, что его гостеприимство оценено по достоинству, продолжил речь.
– Да, блин, именно революцию. Наши партнеры приходят за своей законной долей, а их встречают в штыки! Именно в штыки! Чучмеки на рынке – кинжалами да сабельками, а евреи в комиссионном, простите, Вилен Абрамович, не к вам относится...
– То есть как это не ко мне? – усмехнулся Циферблат. – Или я уже не еврей?
В кабинете раздался дружный смех, и обстановка разрядилась окончательно, хотя каждый понимал, что все может измениться в любую минуту – уж больно непривычно вел себя Вертяков.
– Еврей. Согласен, – Вертяков поднял ладони, как бы сдаваясь. – Так вот, ваши соплеменники вооружились помповиками и пообещали визитерам устроить им Палестину. Это же ума иметь вообще не надо! Чем обернулось все это дело, вам, надеюсь, известно.
– Известно... – Циферблат погрустнел.
– Вот именно. Ну ладно, все эти повстанцы, они же без мозгов. Но вы-то!
Вертяков обвел общество глазами, и всем стало ясно, что увиденное совсем не порадовало его.
– Но вы-то, – повторил он, – вы же профессиональные бюрократы и интриганы! Как вы могли повести себя так недальновидно? Я не буду указывать пальцем и называть имена, но перечислю некоторые стратегические ошибки, совершенные присутствующими.
Присутствующие заерзали, а Вертяков хищно ухмыльнулся, чего раньше за ним не замечалось, и сказал:
– Все представители наших теневых партнеров выведены из всех составов всех комиссий. Все, блядь! Вы что, с ума сошли? Мало этого, вы еще повыкидывали их из ваших акционерных обществ, уволили всяких третьих и пятых директоров со всех предприятий, в общем, бортанули криминал по полной. Простите за непарламентские выражения. Вы что же себе вообразили? Что криминала больше нет? Что бандиты и их вожди будут прятаться от ментов по подворотням и воровать еду с подоконников? Что настало светлое коммунистическое сегодня, и вы будете счастливо нагуливать жир?
Вертяков покосился на Буряка, и тот сразу же сказал:
– А я, между прочим, больной человек. У меня справка есть.
Вертяков понял, что ухватил масть, и презрительно бросил:
– Справка у всех есть. Главное, чтобы она не превратилась в справку об освобождении.
Это было сильным ходом, и в кабинете снова настала почтительная тишина.
– И теперь происходит совершенно естественная отдача. Криминал хочет не только восстановления всех прав, но и, как это сейчас модно, возмещения морального ущерба. Менты распоясались вконец, – Вертяков посмотрел на главу УВД области полковника Сидоренкова, который, восьмым чувством признав Вертякова безусловным лидером, скромно потупился, внимательно глядя в стаканчик с коньяком. – Я вам, говорю, господин полковник!
Сидоренков, вздрогнув большим тяжелым лицом, вскинул на Вертякова преданный взгляд.
– Ваши подчиненные превышают все мыслимые полномочия. Я имею в виду, конечно, реалии жизни, а не прописанные законы. Ваши менты, – Вертяков скорчил презрительную гримасу, – сами вообразили себя бандитами. Крышей всех крыш. Не удивлюсь, если их начнут отстреливать по одному и пачками.
– Уже начали, – горестно кивнул Сидоренков, – мы не разглашаем сведений, но как минимум восемь сотрудников...
– Вот именно. А если разгласить? Не хотите? «Бандиты гасят ментов» – заголовок на первую полосу. Нравится?
Вертяков повернулся к председателю комитета по СМИ и, погрозив ему пальцем, сказал:
– И не вздумайте мне! Скормлю криминалу с потрохами!
Игорь Самуилович Непомнящий категорически замотал головой, а Вертяков поразился сам себе.
Боже мой, подумал он, ну почему я раньше не вел себя с ними так, как сейчас! Ведь они готовы лечь под любого, кто поведет себя достаточно жестко... Понятное дело, доверять им нельзя ни в коем случае, да и охрану придется подбирать как следует, но они теперь – мои! Мои! И они признали во мне пахана! Не такого, как раньше, почти равного подельника, а именно пахана! И они, падлы, почуяли, что у меня теперь не все так просто, как раньше. Зассали...
Вертяков оглядел рассевшихся по диванам и креслам чиновников и почувствовал себя укротителем, вошедшим в клетку с тиграми.
Ну, положим не с тиграми, а с гиенами, подумал он, но порвать могут. Зато и власть теперь над ними не такая, как раньше. Теперь каждый из них подумает шесть раз, прежде чем вякнуть что-нибудь поперек...
Вертяков кашлянул и сказал:
– В общем, так. Наворотили вы говна, а мне теперь разгребать. Говорю сразу: такого, как раньше, не
