Рюрик отвел Олега на небольшой холм, указал на стену города:
— Бери пять сотен и вдоль берега зайди к детинцу со стороны реки.
Олег прикинул: стены высокие, да еще места мало для развертывания подразделения… Нет, затея неудачная у Рюрика. Так и сказал:
— Распылим силы и ничего не добьемся.
— Тебе из города помогут. Не теряй времени!
Викинги бегом направились к реке. Где по берегу, где по отмели достигли исходной позиции, начали приставлять штурмовые лестницы, полезли наверх. На них полетели стрелы, дротики, посыпались камни, полился кипяток. Но потом что-то изменилось. Наверху раздались непонятный шум, крики, звон мечей… А потом чуть ли не с небес послышался веселый голос:
— Забирайтесь без боязни! Мы им тут всем головы поотрывали!
Олег вслед за воинами влез на стену. Там его встретил залихватского вида парень. Прокричал восторженно:
— Ну, теперь не устоять Вадиму!
— А кто вы такие?
— Люди знатного купца Сваруна! Слышал о таком? Мы давно ждем Рюрика!
Викинги ворвались в крепость. Но там и делать-то было нечего. Новгородцы бросали оружие, говоря:
— Предательство! Предали нас… Чего зря сражаться…
К Олегу подбежал Рюрик, глаза его сполошно горели. Выкрикнул:
— Кончено! Город наш! Только Вадиму с небольшой группой удалось вырваться!
— Как ты его упустил?
— Силища у него невероятная! Прошел сквозь викингов, будто просеку прорубил в кустарнике! Но ничего, я его все равно достану!
На другой день Рюрик созвал вече. Олег внимательно наблюдал за подходившими мужчинами. Некоторые из них были хмурыми и недовольными, но многие откровенно радовались перемене власти, весело переговаривались, шутили, смеялись.
На помост вышли купец Сварун и Рюрик. Толпа in молчала, настороженно следя за каждым их движением. Вперед выступил Сварун. Откашлявшись, сказал уверенным голосом:
— Господа новгородцы! Пригласили мы на княжение законного правителя земли нашей, внука князя Гостомысла, Рюрика…
— А кто приглашал? — выкрикнул из толпы злой голос, но там тотчас забухали кулаки.
— Пригласили мы, новгородцы, — настойчиво повторил купец. — Он будет руководить нами, судить и рядить, карать и миловать. И он человек нам не чужой. Он из одного гнезда прародителя нашего Словена, от которого идет наше племя словенское. Вознесем благодарения и молитвы богам нашим, что со смертью Гостомысла не пресеклась линия княжеская со времен Словена и перед нами стоит достойный преемник — Рюрик!
Сварун замолчал, и тишина установилась такая, что слышно было, как на соседней улице кричали мальчишки. Наконец кто-то выкрикнул:
— Пусть Рюрик скажет что-нибудь!
Тогда вышел вперед Рюрик и заговорил басисто:
— Господа новгородцы! По обычаю народному имею я право на престол моего деда. Что обещаю народу новгородскому? Сохранять вольности в неприкосновенности и дедовские обычаи уважать и исполнять. В этом клянусь вам богом грозового неба и войны Хаммоном!..
— А у нас бог грозы и войны Перун! — выкрикнул кто-то насмешливо.
Рюрик поперхнулся, затих. У них на Лабе тогда Перуна иногда почему-то называли Хаммоном. И вот так некстати вылетело это имя…
Наступило тягостное молчание.
На выручку пришел Сварун.
— Рюрик родился и вырос среди славянского племени бодричей, куда Гостомысл выдал замуж свою дочь Умилу, — сказал он. — Там славяне называют бога громовика то Перуном, то Хаммоном. Но это одно и то же, не стоит обращать внимания!
— Не одно и то же! — упрямо настаивал тот же голос. — Не наш он человек, по всему видно — чужак явился!
Сдержанный гул прошелся по толпе. Народ волновался.
Сварун и Рюрик о чем-то коротко посовещались. Рюрик продолжал:
— Отец мой, Годолюб, владел когда-то княжеством. Но навалились на нас германцы и захватили родные земли. Стал я княжичем-изгоем. По многим странам пришлось поскитаться, пока к вам не попал. И вот что я у ни дел. Враги сильнее нас своей сплоченностью. Княжеская власть у них, не в пример нашей, наследственная, от отца к сыну, от сына к внуку, а не избирается на народных собраниях. Нам тоже с этим надо заканчивать…
— Народные обычаи рушить? — прорезал слух звонкий голос.
— Вольности не трону, как и обещал! — ответил Рюрик и продолжал: — Но власть княжескую надо крепить!.. Кроме того, германцы превосходят нас оружием и снаряжением. Бьют наши войска в боях и сражениях. Если так будет продолжаться, они и к нашим границам подойдут и нас поработить смогут…[3]
— Ишь куда хватил!..
— Поэтому надо приобретать новые кольчуги, панцири, мечи, шлемы. Да такие, которые были бы не хуже германских! Но на то потребуются большие средства. А вы после смерти Гостомысла решением вече вдвое сократили дань. Казна княжеская пуста. Да вас можно голыми руками брать при такой расхлябанности!
Рюрик передохнул, собираясь с мыслями. Толпа молчала, пораженная неожиданным поворотом разговора.
— Так вот, предлагаю для укрепления обороноспособности нашей земли принять такое решение на этом вече: пусть каждый двор платит ту дань, какую отдавал при Гостомысле!
Большой крик пошел в толпе. Кое-где вспыхнули потасовки. Но всем были известны нападения норманнских грабителей, а германцев считали врагом пострашнее: новгородцы не раз посылали свое войско на помощь западным славянам и были часто биты, сам Гостомысл потерял в этих войнах четырех сыновей. Поэтому все чаще и сильнее слышались голоса:
— Дело говорит Рюрик!
— Крепить надо нашу оборону!
— Бесплатно оружия никто не даст!
Большинство вече стало на сторону Рюрика.
III
Как-то в ворота Новгорода въехал купеческий обоз. На него никто не обратил внимания. Обоз как обоз, таких десятки прибывали в торговый город. Купец назвал себя Клямом, любопытным пояснил, что родом из малоизвестного городка Дедославля, стольного города племени вятичей. Он не стал располагаться на рынке, а снял для постоя домик и объявил, что собирается построить лавку и заняться торговлей в Новгороде.
Дальше произошло быстро и в то же время привычно для жителей: Клям облюбовал уголок земли на окраине города, привез сруб пятистенного двухъярусного дома с подвалом, мужики быстро его поставили на основание, соорудили крышу, навесили двери, управились с другими делами. Уже через месяц купец открыл торговлю. Покупателей у него было немного, но он не унывал. Встречал всех приветливо, ненавязчиво предлагал товар, заводил разговоры о житье-бытье, внимательно слушал.
Однажды под вечер он закрыл свою лавку и направился в центр города, остановился у терема
