чтобы изгнать из города князя, поработителя наших вольностей!
Толпа откликнулась громким криком и двинулась к центру города. Но, не пройдя и сотни шагов, наткнулась на плотный строй дружинников. Более того, из проулков и улиц справа и слева на них двинулись воины князя. Ряды восставших дрогнули и попятились назад, но и там путь им преградили норманны. Они были окружены со всех сторон.
— Предательство!.. Нас предали! — в панике закричали многие…
И тогда над толпой поднялась гигантская фигура Вадима и его громовой голос перекрыл шум и выкрики:
— Спокойно, братья! Пробиваемся к воротам!
Это была спасительная команда. Толпа в ожесточенной схватке прорвала заграждение из княжеских воинов и бросилась к центральной башне. Следом за ними, поражая мечами, пиками и стрелами, ринулось рюриково войско. Путь отступления заговорщиков был усеян трупами. Немногим удалось вырваться из города, большинство было или убито, или захвачено в плен. Весь израненный, был сбит с ног и повязан Вадим.
VIII
Целый год протекало спокойное, безмятежное житье Олега на Волге. Однажды (это было летом 864 года) от Рюрика приехал очередной посыльный. Он привез обоз кузнечных изделий для строительства крепости, а заодно накопившиеся за несколько месяцев новости.
— Попытался бывший посадник Вадим поднять восстание в Новгороде, — рассказывал он. — Но Рюрик оказался хитрее, подготовил дружину и разгромил мятеж в самом зародыше. Многих поубивали, некоторые бежали в Киев, а часть попалась в его руки, сидят в прорубах, подвалах и амбарах под крепкой стражей в ожидании княжеского суда. «Ивица! — молнией пронеслось в голове Олега. — Она может быть среди заговорщиков!» Спросил нетерпеливо:
— А женщины среди арестованных есть?
— А как же! Имеются и бабы, — ответил посыльный.
«Значит, и Ивица сидит в ожидании смертного приговора! Недаром она тогда стояла на охране стоянки Вадима! Увяз коготок, и вся птичка пропала! Надо во что бы то ни стало ее спасти! Надо немедленно скакать в Новгород!»
Он приказал седлать себе двух коней. Наскоро попрощался с Синякой, пообещав обязательно вернуться. «Упрошу, умолю Рюрика отпустить Ивицу! — горячечно думал он, пустив коней в бешеную скачку. — Не пойдет на уступку, освобожу силой! У меня в Новгороде много друзей. Помогут, посодействуют. В крайнем случае, сам подниму мятеж, взбунтую верных мне норманнов, но своего добьюсь! Главное, застать ее живой…»
Олег прискакал в Новгород через десять дней после кровавых событий. Тотчас проследовал к Рюрику, с порога выкрикнул:
— Где у тебя содержатся захваченные заговорщики?
Рюрик в это время сидел за столом и обедал вместе с женой и Халльгерд. Все недоуменно смотрели на пыльную фигуру Олега, его безумные глаза и молчали.
— Я тебя спрашиваю, живы ли пленные? Есть ли среди них женщины?
Рюрик неторопливо встал, тыльной стороной ладони вытер губы, в свою очередь задал вопрос:
— Какие женщины? Кого имеешь в виду?
— Ивицу! Я имею в виду Ивицу, женщину, которую я люблю!
Раздался женский вскрик, но Олег не обратил на него внимания. Он пожирал взглядом князя.
— При чем тут Ивица? И что это за женщина? Нет у нас никакой Ивицы, — пожал плечами Рюрик.
— Точно нет?
— Конечно.
— Хорошо помнишь?
— На память пока не жалуюсь.
Олег в изнеможении сел на скамейку, на какое-то время замер. К нему подошла Эфанда, обняла за плечи.
— Садись за стол, пообедай с нами, — пригласила она его.
Он непонимающе взглянул на нее, пустыми глазами посмотрел на сидящих за столом Рюрика и жену и, еле передвигая тяжелые ноги, побрел к выходу. Никто не проронил ни слова.
Когда он скрылся за дверью, Халльгерд вдруг кинула ложку на стол и выкрикнула надрывно:
— Проклятый! Проклятый! Опять за свое принялся! — и зашлась в истерическом плаче.
Через неделю на центральной площади Вадиму и его соратникам палачи отрубили голову, людей из числа горожан посадили на кол, а к норманнам, замешанным в мятеже, применили старинную скандинавскую казнь: каждому из них со спины вырезали ребра и через полученное отверстие вырвали легкие и сердце.
Часть четвертая
КИЕВ
В год 6387 (879). Умер Рюрик и передал княжение свое Олегу — родичу своему, отдав ему в руки и сына Игоря, ибо был тот еще мал.
I
Весной 879 года Рюрик вызвал к себе Олега. В последние годы Олег возводил каменные стены сначала в Ладоге, потом в Изборске. В Изборске дел оставалось немного, он уже укладывал вещи, чтобы возвратиться в Новгород. Но прискакал гонец и сказал, что князь стал совсем плох и просит быстрее приехать к нему во дворец.
До Олега доходили слухи о болезни Рюрика, но он не придавал им большого значения. Его самого иногда одолевали недомогания, он к этому привык.
Войдя в горницу князя, Олег был поражен переменами в его внешнем облике. Перед ним лежал скелет, обтянутый кожей. Болезнь высосала из него все соки. Рюрик жалко улыбнулся бескровными губами, его глаза, обведенные темно-синими, с желтизной кругами, болезненно заблестели, он произнес с трудом:
— Видишь, каким я стал. Боли замучили. Сейчас вот отпустило…
Олег через силу улыбнулся, ответил:
— Мы еще с тобой повоюем! Главное — не сдаваться. И вид у тебя не такой уж плохой!
А у самого горько сжалось сердце: всего два года назад он потерял Халльгерд, она умерла после родов. Вот теперь новая утрата…
В ответ на слова Олега Рюрик скривился в улыбке, ответил:
— Спасибо на добром слове… Но хватит об этом. Расскажи, как там в Изборске?
Выслушав короткий рассказ своего шурина, он некоторое время молчал, а потом стал говорить, делая частые паузы:
— Семнадцать лет я княжил в Новгороде. Думаю, не посрамил высокого звания внука Гостомысла.