христиан'; если и искушаются извне, то изнутри полны Божества[1129] . Это приближение к Богу не бывает 'автоматически', без трудов и без подвигов[1130]. Внутренний человек возрастает в святости [1131] и здесь уже достигается просвещение внутренним светом [1132]. Душа и тело еще на земле становятся 'домом Божиим' [1133].
Подобно всем мистикам, св. Макарий пользуется очень сильными выражениями и язык его очень образен, так как свидетельствует о собственным опытом пережитом духовном состоянии. 'Удостоенные стать чадами Божиими и родиться свыше от Духа, и имеющие в себе Христа, озаряющего их и воссоздающего их, различным образом путеводятся Духом и в сердце их невидимым образом действует благодать. Они становятся как радующиеся на Царской Вечери, веселятся веселием и несказанной радостью. А иногда они, как невеста, отдыхающая со своим женихом в общении божественного покоя. Иногда же они становятся, как бестелесные ангелы, настолько они легки в своей телесности. Иногда опять-таки они, как в опьянении радуются и опьяняются Духом, т. е. опьянением божественных духовных таинств'[1134]. Это состояние он называет и 'опьянением добром'[1135].
Необходимо отметить, что в своем мистическом опыте св. Макарий знает то, чему будет следовать вся восточная мистика. Макарий – один из первых исихастов. Его наставления в борьбе со страстями, в очищении сердца, в освобождении ума, т. е. в его трезвении преследуют главную цель: просветление человека. Мистика света, достигаемая в успокоении ума от всего, что может его волновать и возмущать, уже была прекрасно известна этому пустыннику IV в., т. е. на тысячу лет раньше, чем о том же учили Палама и исихасты. Самое выражение 'исихия', безмолвие употребляется им часто и наряду с понятиями 'мир', 'успокоенность', 'молитва', 'молчание' и под.[1136]. Исихазм никоим образом не является 'нововведением' или 'изобретением' поздневизантийского монашества. Симеон Новый Богослов, Палама, Григорий Синаит только яснее и определеннее высказали то, что было известно опыту подвижников IV века.
В этом контексте характерно отметить еще одну терминологическую подробность. Св. Макарий Египетский очень часто пользуется выражением 'эрос', 'божественный эрос', 'небесный эрос', 'духовный эрос', 'эрос к Господу'[1137]. Может быть, мало кто до Ареопагитиков так охотно употреблял в христианской письменности этот термин.
Эрос божественный низвел Бога на землю и Господь пришел не ради ангелов, но чтобы воззвать тебя погибшего и уязвленного и воздать тебе первую красоту чистого Адама. Ибо человек был владыкою, но сатана омрачил его[1138]. 'Между Богом и человеком существует средство… Нет другой такой близости, как у души с Богом и у Бога с душой'[1139].
И если грех Адама и повлек за собою наследственную греховность и смертность, то это все же не основное, не первичное в естестве людей. Это и неокончательное и не последнее завершение судьбы человека. Благодаря подвигу каждого человека и силе Божественного Духа 'человек приходит в меру первого Адама и бывает даже больше Адама, ибо человек обóживается'[1140].
У св. Макария нет недостатка в аскетических поучениях. Путь в небесное царство к славе обóжения ведет через теснины подвига и тернии борьбы. О потах, слезах, самоисправлении сказано немало. Но главное внимание обращено не столько на эмпирическую греховность, сколько на его славное сонаследие Богу. Обóжение понимается им не в смысле нравственном только, но как реальное прославление всей психофизической сущности человека.
Здесь на пути земного жестокого подвига совершается воскрешение души, а в день суда будет воскресение тела'[1141]. Для этого надо 'взять это тело и сотворить его жертвенником, возложить на него всю нашу мысль и просить Господа послать с неба невидимый и великий огонь и попалить жертвенник и все, что на нем' [1142]. 'Душа должна быть жилищем Иисуса Христа'[1143], почему 'христиане, если и искушаются отвне, то изнутри полны Божества'[1144]. Приближение Богу в этой жизни бывает не без трудов не без подвигов и старания; не автоматически[1145]. Тогда внутренний человек возрастает в святости[1146]. Здесь уже достигается просвещение нечувственным светом[1147]. В этом отношении св. Макарий за тысячу лет является предвозвестником исихазиа, общителем несозданного Фаворского света, подтверждая лишний раз, что этот свет не есть единичный случай библейской истории, а имманентная духовная реальность. Душа и тело становятся еще здесь на земле 'домом Божиим'[1148] .
Когда то св. Мефодий Олимпийский настойчиво учил о том, что в воскресении мертвых человек будет прославлен именно как человек, что он не изменится в ангела, но останется в своем человеческом, правда прославленном достоинстве[1149]. Также о прославлении тела человеческого учит и св. Макарий Египетский. Не только души, но и тела будут просвещены, и мы будем чадами света[1150]. Обóжение и есть прославление освященного тела и души[1151]. Св. Дух оживотворяет и душу и тело со всеми его членами[1152]. Поэтому у человека должно быть стремление удостоиться этого усыновления [1153]. После общения с Духом Божиим 'ты совершенный человек в Боге, и наследник и сын'[1154] На этом основании св. подвижник и наставляет: 'Я хочу просветить твое разумение, что муж совершенный должен не только быть в Боге, но и Бог в нем, как и сказал Господь: пребываяй во Мне и Аз в нем' (Иоанн. XV,5). Ибо человеку Божию нужно и обитать в скинии божественной и вселиться в св. горе чистого Божества, чтобы не только проникать в славу Его, но и быть ею проникнутым[1155].
Цель вочеловечения Слова, суммируя все мысли св. Макария об обóжении, состоит в том, чтобы 'изменить и воссоздать наши души и сделать их, как написано, 'общниками Божьего естества, и дать душе нашей небесную душу т. е. Дух Божества, путеводителя во всякой добродетели, чтобы мы могли жить вечною жизнью[1156]. 'Боговселение' или жизнь в Боге, является целью наших подвигов и для другого великого учителя древнего египетского монашества, для св. Антония Великого[1157].
Вообще же следует заметить, что догматически высказанные св. Афанасием мысли об обóжении человека, как последствия вочеловечения Бога, нашли себе очень ясное подтверждение в аскетической практике. Теологическая доктрина 'Отца Православия', нашла свое жизненное применение у его современника, великого отце пустынножительства, преп. Макария. Да и кроме св. Макария можно указать и на др. отцов-аскетов, говорящих языком св. Афанасия. Так например, св. Марк Подвижник учит: 'Бог восприял и стал тем, что мы есмы, чтобы нам сделаться тем, что Он есть. Слово плоть бысть, чтобы плоть стала Словом'[1158]. Также и блаж. Диадох, епископ Фотики древнего Эпира в своем 'Слове на Вознесение' поучает: 'Что приличествует воплотившемуся Богу по телу, то и имеющим сделаться богами по богатству благодати Его, так как Бог благоволил сделать людей богами'[1159].
ПРЕП. ИСААК СИРИН
То немногое, что доступно нам для чтения в греческом и славянских (русском и сербском) текстах из обширного литературного наследия[1160] св. Исаака Ниневийского, не позволяет пытаться строить системы антропологии этого писателя. Его 'Подвижнические слова' заключают в себе богатейший материал для монашеского внутреннего самоусовершения, но почти ничего не говорят о человеке как таковом. По ним можно изучать особое направление в аскетике, но нельзя составить ясного учения о человеке. Эти подвижнические наставления полны советов о безмолвии, о монашеском делании, об искусстве трезвения помыслов, о 'тончайшей рассудительности', о чистоте сердца и т. д. Главное, кажется, что вдохновляет автора это бегство из мира и стремление к истинному духовному созерцанию. При чтении Исаака Сирина ясно чувствуется эта прожженность солнцем пустыни, звенящая
