расходы.
Чарльз отправился на конкурс, объявленный не то свиным, не то мануфактурным «королем». Чтобы получить приз, надо было до изнеможения, в одних трусах, выбивать чечетку на льду катка. Чарльз мужественно протанцевал четырнадцать часов кряду, но не мог угнаться за другими; а приз получил счастливчик с наметившимся брюшком, не помешавшим ему, однако, пропрыгать на льду пятьдесят шесть часов.
Чарльз долго сравнивал свои фотографии с фотографией Тайрона Пауэра — звезды, тогда еще только всходившей на голивудском небосклоне, и решив, что прийти от этого сравнения в ужас нельзя, послал свои карточки фирме «Парамаунд». Ему ответили, что в случае надобности его пригласят в качестве статиста.
Чарльз приуныл. Дядя, узнав, что его выгнали из университета, прекратил выплату единственного доллара в неделю. Клэр ушла от Чарльза, решив подыскать более подходящую кандидатуру, — она никак не могла отрешиться от мысли о домике в Оклахоме. Над Беннетом сгущались тучи… Однако вскоре для него открылся просвет… Видя, в каком трудном положении находится Чарльз, несколько бывших университетских товарищей пригласили его в бар. Там его провели в погреб, завязали глаза, потом вывели наружу и посадили в машину. Ехали долго. Куда-то спускались по крутой лестнице, Когда Чарльзу разрешили открыть глаза, он увидел себя в сыром подземелье; свет коптящих факелов разливался вокруг, а перед Чарльзом сидели люди в белых балахонах, полумасках и остроконечных колпаках.
Его заставили подниматься, садиться, произносить слова длиннейшей клятвы. Потом на глаза ему снова надели повязку, вернули тем же порядком в бар и предложили ждать. Чарльз решил, что с ним, от нечего делать, сыграли злую шутку. Но ждать пришлось недолго. Вскоре ему сообщили о необходимости выехать на Юг.
Работа предстояла срочная: в конгресс выбирали члена республиканской партии, и нужно было обеспечить ему возможно большее число голосов. Чарльзу пришлось подкупать людей, организовывать драки и скандалы на избирательных пунктах, опускать в урны пачки фальшивых бюллетеней. Он превзошел самого себя, и республиканец стал конгрессменом, а Чарльз получил первую солидную пачку долларов. Можно было спокойно возвращаться домой.
Он купил билет на поезд, пообедал, прошелся по набережной.
Вдоль обоих берегов Миссисипи зажглись огни неоновых ламп. По реке плыли похожие на исполинских черепах старинные пароходы с огромными колесами, по улице катились «кадилаки» и «паккарды». Белели бунты хлопка у пристаней. Суетились рослые негры…
Чарльз вошел в одну из биллиардных, где играло несколько хлопковых плантаторов. За проведенные в биллиардной полчаса он успел узнать, что хлопковые плантаторы не очень-то довольны новым конгрессменом — республиканец ограничился восторженной и довольно отвлеченной речью и укатил в Вашингтон, больше ничем себя не проявив.
Чарльз понял, что надо укреплять его позиции.
Он взял билет на вашингтонский поезд, повидался с конгрессменом и вернулся в город на берегу Миссисипи с разбитной девочкой из публичного дома, оплаченной конгрессменом.
На следующий день пять негров «пытались» среди бела дня зверски изнасиловать «белого ангелочка», разъяренная толпа линчевала всех пятерых, а конгрессмен выступил на страницах множества газет с требованием «держать негров на привязи». Плантаторы удовлетворенно потирали руки, а Чарльз получил вторую солидную долларовую пачку.
В Филадельфии он узнал, что Клэр встретила акционера компании бритвенных лезвий, подтяжек и прочей мелкой галантереи, имевшего два городских и три загородных дома (но ни одного в Оклахоме или Висконсинте), и поспешила отдать ему сердце. Чарльз горевал недолго: он купил домик и поселился в нем с молодой хозяйкой гостиницы Мэг Перкинс, умевшей смеяться еще заразительнее, чем Клэр.
Вскоре он обнаружил, что долларовые пачки имеют неприятное свойство быстро таять; и неожиданно посетившему его представителю городской ку-клукс-клановской организации не пришлось даже напоминать Чарльзу о данной им клятве. Чарльз выехал в Детройт: там бастовали фордовские рабочие. Ночью был произведен налет на здание профсоюза, где рабочие получали пособие. Люди в белых халатах разгромили и подожгли здание и разъехались на машинах — полиция не чинила им препятствий.
В городской гостинице Чарльзу было дано секретное поручение. Он остался в Детройте. Когда монтер-коммунист Хевиленд возвращался с ночного митинга стачечников, он в темном переулке был убит выстрелом в затылок. Кто-то вывел на его пальто мелом три буквы «К». Так Беннет совершил первое убийство.
Он забыл об этом в объятиях пылкой Мэг. Но о Беннете не забыли. Летом его пригласили в Пентагон — военное министерство — и предложили ехать на Филиппины.
На Филиппинах вспыхнуло восстание, и Чарльзу совсем не хотелось туда ехать. Тогда ему напомнили о выборах, неграх, коммунисте-монтере.
Чарльз отправился на Филиппины. На островах выяснилось, что он нужен примерно для такой же работы, с какой он начинал свою деятельность на Юге, но в гораздо больших масштабах. Надо было подкупать людей, провоцировать столкновения, организовывать убийства вожаков повстанцев. Чарльзу удалось заслужить благодарность.
По возвращении в Штаты его поздравили с получением звания майора и уволили в запас.
Новоиспеченный майор секретной службы не вернулся в свой оклахомский домик, к Мэг.
Он поехал во Флориду, поселился в фешенебельном отеле, стал волочиться на пляже за женщинами и беспробудно пил, смутно сознавая, что из той паутины, в которую он попал, ему уже не вырваться.
Вскоре его пригласили посетить одну из отдаленных вилл, красовавшихся на берегу океана.
Беннета встретил лысеющий, с мягкими, вкрадчивыми манерами человек. Вокруг него почтительно стояли штатские и военные, а он сидел все время в кресле, нежно потирая крутые полированные ручки. Однако и он тоже почтительно витал, когда в комнату вошел сухопарый, горбоносый старик в очках и во фраке.
Вошедший именовался Стрэнг и был одним из самых могущественных уолл-стритовских директоров.
Круг замкнулся. Чарльз и прежде догадывался о существовании тайных связей между Ку-Клукс- Кланом, разведкой, Пентагоном. Он подозревал, что служит слугам… Теперь он встретился с одним из хозяев, с одним из тех, на кого ему так хотелось походить самому. Ему казалось прежде, что он ненавидит богачей, магнатов, прибравших к своим рукам все богатства и не дающих простым людям, вроде Чарльза, пробиться к жизни. Еще немного — и некоторые наивные агенты ФБР могли бы принять его за «недовольного», «красного». А он просто завидовал богатым — острой, мучительной завистью… Поэтому-то Беннет и избрал себе путь, приведший его сюда… И теперь у него, Беннета, были деньги, и чем больше их было, тем преданней и ревностней защищал он горстку господ с Уолл-стрита. А вокруг него копошились другие беннеты, помельче, которые отстаивали его интересы и надеялись втайне стать когда-нибудь такими же, как Чарльз… Беннет чувствовал себя теперь стопроцентным американцем, и не только служебный долг заставлял его проводить политику, которую диктовал Уолл-стрит. Он убивал, грабил, наживался, ибо только это могло привести к «счастью» и «преуспеванию», как он их понимал.
Беннета всю зиму учили разнообразным вещам — светским манерам и сверхметкой стрельбе, десяткам кодов и шифров, умению есть устриц, приемам джиу-джитсу.
Следующий год он провел в Европе на Лазурном берегу, в Каннах и в Ницце. Чарльз выдавал себя за отпрыска богатой американской фамилии; вместе с «женой» он принимал у себя французских политических деятелей и итальянских промышленников, играл в рулетку, задавал балы, а в Штаты широким потоком шли сведения, касающиеся и Франции, и Италии, и всей Центральной Европы. Чарльзу пришлось за это время задушить в машине француза-шофера, прирезать служанку, нашедшую во время уборки кабинета в ящике письменного стола чертежи нового французского танка. И все же «курортную» деятельность Беннет считал лучшим периодом своей жизни.
Именно тогда он и открыл счет в солиднейшем из нью-йоркских банков.
Потом его отозвали в Штаты, заставили зубрить немецкий язык и прыгать с парашютом.
В 1938 году Беннет уже находился в Германии и осуществлял связь концернов Круппа и «И. Г. Фарбениндустри» со своими хозяевами.
