перемахивает через ограду и минует заросли, спеша навстречу своей невесте. Вокруг промозгло и сыро, но переполняющее его счастье не позволяет ему задуматься над тем, что делается вокруг. Он минует заросли и приближается к дверям оранжереи, где через несколько минут он встретит свою любовь и счастье. И тут он спотыкается о труп!
Его охватывает страх. Он слышит отдаленные шаги. И, думая лишь об одном — как бы убежать от этого кошмара, — он бросается в заросли в тот самый момент, когда утомленный, но уже умиротворенный своей прогулкой герцог Денверский направляется к дому, чтобы встретить нетерпеливую невесту над трупом своего нареченного.
Остальное ясно, милорды. Мисс Мэри Уимзи под давлением ужасного стечения обстоятельств, бросающих подозрение в убийстве на ее возлюбленного, делает все возможное — и с каким мужеством, — чтобы скрыть, что Георг Гойлс присутствовал на месте преступления. В результате ее необдуманные поступки влекут за собой еще больше недоразумений. И тем не менее, милорды, покуда жив дух рыцарства, никто из нас не осмелится упрекнуть эту благородную даму. Как поется в старой песне:
Думаю, милорды, мне больше нечего добавить. Вам я оставляю достойную и радостную обязанность освободить благородного пэра от несправедливого обвинения. Ничто человеческое не чуждо вам, милорды, и кто из вас ворчал, кто посмеивался, облачаясь в средневековое великолепие пурпура с горностаем, столь чуждое вкусам и привычкам нашего утилитарного века, но все прекрасно знаете:
И все же перед вами стоит глава одного из старейших и благороднейших семейств Англии, в течение многих дней лишенный дружеской поддержки, своих исторических прав, облаченный в одеяние, соответствующее выдвинутому против него обвинению, — и это не может не вызвать у вас жалости и негодования.
Милорды, в вашу счастливую привилегию входит восстановление традиционных символов величия для его светлости герцога Денверского. И когда секретарь собрания обратится к вам со своим суровым вопросом: «Считаете ли вы виновным Джералда, герцога Денверского, виконта Святого Георга? » — вы все можете без тени сомнения, положив руку на сердце, ответить: «Клянусь честью, не виновен».
19
КТО ЕДЕТ ДОМОЙ?
Пьян как лорд? В целом как сословие они обычно трезвы.
Пока генеральный атторней был занят неблагодарной задачей подвергнуть сомнению то, что было не только всем ясно, но и совпадало с желанием всех присутствующих, лорд Питер увлек Паркера за собой в «Лион», где, набросившись на огромное блюдо яичницы с ветчиной, потребовал рассказа о приезде в город миссис Граймторп и допросе Мэри. Описание последнего заняло у мистера Паркера гораздо больше времени.
— Чему вы ухмыляетесь? — Рассказчик неожиданно остановился.
— Так, врожденная придурковатость, — откликнулся лорд Питер. — Бедный старина Каткарт. Какой она была в свое время! В каком-то смысле она до сих пор остается неподражаемой. Не знаю, почему это я, простившись с ней, начал говорить о ней как об усопшей.
— Вы просто страшно эгоистичны, — проворчал мистер Паркер.
— Я знаю. Это со мной с детства. Но что меня беспокоит, так это то, что я становлюсь слишком влюбчивым. Когда Барбара отказала мне…
— Вы излечились, — жестко констатировал его друг. — А вообще, я давно уже за вами это замечаю.
Лорд Питер глубоко вздохнул.
— Я ценю вашу прямоту, Чарлз, и все же я бы хотел, чтобы вы не были так жестоки. К тому… что это? Они выходят?
Толпа начала выливаться на площадь Парламента. Редкие струйки людей потекли через улицу. На фоне серых камней Святого Стефана мелькнул пурпур.
И в ресторанчик, задыхаясь, вбежал секретарь мистера Мерблеса.
— Все в порядке, милорд — оправдан — единогласно. Вы не соизволите подойти, милорд?
Все трое выбежали из ресторанчика. Возбужденные зеваки встретили лорда Питера восторженными восклицаниями. Сильный порыв ветра, внезапно ворвавшийся на площадь, взметнул пурпурные мантии выходящих лордов. Передаваемый от одного к другому, наконец лорд Питер добрался до середины толпы.
— Прошу прощения, ваша светлость.
Это был Бантер. Бантер, у которого фантастическим образом в руках оказалась подбитая горностаем мантия и который уже сворачивал позорный синий костюм — символ бесчестья.
— Позвольте мне, ваша светлость, почтительнейше поздравить вас.
— Бантер! — воскликнул лорд Питер. — Боже милостивый, он сошел с ума! Черт побери, уберите это, — добавил он, указывая на долговязого фотографа.
— Поздно, милорд! — торжествующе ответил тот, убирая кассету.
— Питер, — промолвил герцог. — Э-э, спасибо, старина.
— Не за что, — ответил его светлость. — Поездка была замечательной. Ты хорошо выглядишь. Давайте не будем здесь обмениваться рукопожатиями — слышите? Я слышал, как он только что вставил следующий дагерротип.
И они начали проталкиваться сквозь волнующуюся толпу к машинам. Две герцогини уже сели, и герцог собирался последовать их примеру, как на расстоянии дюйма от его головы в ветровое стекло врезалась пуля и, отрикошетив, отлетела куда-то в гущу толпы.
Раздались крики, началась паника. Огромный бородатый мужчина расшвыривал трех наседавших на него констеблей, затем последовала перестрелка и погоня — толпа раздалась и снова сомкнулась, как гончие в охоте на лисицу, устремляясь мимо Парламента к Вестминстерскому мосту.
— Он убил женщину! Он под тем автобусом! Нет! Вон он! Убийца! Держите его! — Пронзительный визг, крики, свистки полицейских, констебли, выбегающие из-за углов.
