что боится. Он явно испытывал эйфорию от самой возможности ходить в уличной толпе, в которой его никто не узнавал. Впоследствии причины такого поведения Диллинджера одни будут объяснять удачной пластической операцией, другие — его возросшей самоуверенностью. К концу недели Диллинджер осмелился даже посетить ночной клуб и, возможно, бордель. Не позднее понедельника 11 июня он познакомился с симпатичной официанткой по имени Полли Гамильтон и намеревался встречаться с ней и дальше.[334] «Эта девушка мне напоминает Мари», — заметил Ван Митер. Он имел в виду свою бывшую подружку Микки Конфорти, которую не видел два месяца, с тех самых пор, как сбежал из «Маленькой Богемии», бросив ее там.[335]
В среду 13 июня Ван Митер почувствовал себя настолько хорошо, что решил пуститься на поиски своей прежней возлюбленной. Он встал рано утром, надел свой лучший черный костюм и белые башмаки, а потом добавил к новому облику последний штрих: нацепил на нос тонкое пенсне, крепившееся длинной черной ленточкой к пуговице пиджака. В таком виде он спустился к своему малиновому «форду» и сел за руль. При этом Ван Митер, разумеется, сильно рисковал: ФБР давно следило за Конфорти.
Убийство Томми Кэрролла наконец-то дало людям Гувера новые улики — чего не происходило уже давно. Однако источником была не Джин Делани. После смерти Кэрролла ее допрашивали до четырех утра, но она не сказала почти ничего полезного для следствия. Даже настойчивость Хью Клегга не помогла выудить из нее какие-либо сведения. Делани приговорили к одному году и одному дню лишения свободы и отправили в федеральную женскую тюрьму в Западной Вирджинии.
Улики содержались в черном гладстоновском саквояже, принадлежавшем Кэрроллу. Две его рубашки были завернуты в упаковки из прачечной, находившейся в Найлс-Центре [336] — пригороде Чикаго.
Когда хозяйке показали фотографию Кэрролла, она тут же узнала клиента: он был здесь пару раз. Она узнала по фотографиям и других членов банд Диллинджера и Баркеров. Малыш Нельсон оказался ей известен как «мистер Коуди, прекрасный молодой джентльмен», который пользовался услугами прачечной с начала мая. Хозяйка вспомнила, как однажды он приехал, чтобы забрать свои рубашки, а они еще не были готовы, и тогда он, забыв о приличиях, заорал: «Да ведь я ехал пятьдесят миль ради них!»
Прогресс в следствии был налицо, но Коули требовалось еще многому учиться. Самой большой его ошибкой стал приказ о снятии наблюдения с Микки Конфорти. Девушка знала, что за ней следят, и Коули решил не тратить время даром: все равно она не решится встретиться с Ван Митером. Он ошибался. Ночью 14 июня в Чикагское отделение ФБР позвонила приемная мать Конфорти и сообщила, что та исчезла. Коули едва не кусал локти от злости. Ван Митер попросту заехал к одной из подруг Микки и попросил отнести той записку о том, что хочет воссоединиться. Микки побросала несколько вещей в дорожную сумку, вышла на улицу, села в машину и уехала. Прошло всего две недели с того дня, когда Пёрвис позволил Малышу Нельсону увезти Хелен Джиллис, — эта промашка и привела к назначению Коули, и вот теперь сам Коули повторил ошибку предшественника. Последний прямой выход на банду Диллинджера был утерян.
Потеря Микки Конфорти нанесла удар по следствию. Но самой необъяснимой оплошностью Коули в эти жаркие июньские дни было то, что он не стал следить за Луисом Пикеттом. Люди Коули изучили прошлое адвоката и раскопали некоторые грязные делишки, связанные с мошенничеством на бирже. Кроме того, они допросили его бывшую секретаршу Эстер Андерсон — ту самую женщину, которая указала Диллинджеру на дверь сразу после его побега из Кроун-Пойнта. Ее спрашивали о событиях того дня, однако она не пожелала сотрудничать со следствием. Несмотря на все это, Пикетту позволили передвигаться свободно.
В результате Пикетт и О'Лири продолжали помогать Диллинджеру прямо под носом у ФБР. Они бывали в доме Пробаско почти каждый день. У Пикетта возникало множество планов того, как можно нажиться на славе Диллинджера. Он предложил журналисту из «Чикаго америкэн» сделать интервью с Диллинджером за 50 тысяч долларов, но газета отказалась. Пикетт обсуждал с журналистами из «Чикаго америкэн» и возможность того, что знаменитый бандит сдастся не полиции, а редакции этой газеты. Но Диллинджер мог стать предметом любой игры, кроме сдачи. Например, он мог опубликовать автобиографию. Пикетт предлагал принести диктофон, и Диллинджер надиктует свои мемуары.
Сам Диллинджер больше всего загорелся идеей сняться в кино. Пикетт предложил купить камеру и все необходимое для записи, а Диллинджер и Ван Митер прочтут перед объективом лекции о порочности преступления. Ван Митер пришел в восторг:
— Я произнесу послание к американской молодежи!
— Ну нет, Ван, — охладил его пыл Диллинджер. — Мы им скажем только, что рано или поздно все равно попадешься.
— Ладно, — согласился Ван Митер. — Ты им скажешь, что рано или поздно попадешься, а я произнесу послание к американской молодежи.[337]
Когда Диллинджер не обсуждал подобные бредовые идеи, он по большей части сидел в гостиной у Пробаско и читал газеты. Ван Митер, не будучи любителем чтения, проводил время, слушая по радио новости полиции. Все услышанное он с жаром пересказывал Диллинджеру. Они от души хохотали над непрерывным потоком сообщений об их появлении в разных местах, которые ФБР и чикагской полиции приходилось каждый раз проверять. Приходили известия о том, что Диллинджера видели в Кентукки, в Висконсине. Его видели даже прячущимся на плато Озарк{81} вместе с Красавчиком Флойдом. Над большей частью этих новостей Диллинджер просто смеялся. Но один раз он вышел из себя: когда одна радиостанция передала ложное известие о том, что министр юстиции разрешил каждому, кто увидит Диллинджера, убить его на месте.
Когда О'Лири в очередной раз заехал в дом Пробаско, Диллинджер протянул ему лист бумаги. На нем были написаны домашние адреса Мэлвина Пёрвиса и агента Гарольда Рейнеке (гнев Диллинджера на последнего был вызван газетными сообщениями о том, что он угрозами выбивал показания из Билли Фрешетт). «Ты не мог бы проверить, правильные ли это адреса?» — спросил Диллинджер. О'Лири помчался к Пикетту. Укрывательство преступника — это было одно дело, убийство — совсем другое. Пикетт на следующий же день приехал убеждать Диллинджера отказаться от опасной идеи.
— Что ты задумал, Джонни? — спросил он.
— Ну, они же хотят меня убить? Хотят или не хотят? А почему я должен сидеть и ждать, когда меня убьют?! Мы просто припаркуем машины возле их домов как-нибудь ночью и прикончим их раньше, чем они прикончат нас.
— А ты понимаешь, что будет дальше? — спросил Пикетт. — Они призовут армию и объявят в городе военное положение. А меня повесят на фонаре.
Пикетт победил в споре, но эта стычка заронила между ним и Диллинджером семена раздора. Расхождение усилилось, когда Диллинджер и Ван Митер в шутку объявили Пикетту, что собираются ограбить «все банки» в его родном городке, в Висконсине. Пикетт не понял шутки. Он вышел из себя и поклялся — как уже делал после угрозы убить Пёрвиса, — что если Диллинджер это сделает, то «между ними все будет кончено».[338]
Пикетту не нравились и прогулки Диллинджера по улицам Чикаго. Он отправлялся на них почти каждый вечер, а иногда и днем. Посетил еще пару игр «Чикаго кабз», снова зашел на Всемирную выставку и, по всей видимости, регулярно навещал бордели в Норт-сайде. Никто его пока не узнавал. Вслед за операцией Диллинджер еще больше изменил свою внешность: покрасил волосы в черный цвет, отрастил усы и купил очки в золотой оправе. После жутких недель, проведенных в красном фургоне, он снова почувствовал уверенность в себе.
Ван Митер снял для Микки Конфорти комнату в Саут-сайде. Он полагал, что Диллинджер сошел с ума, раз так скачет, и свое мнение высказывал прямо. «Если ты будешь так резвиться, то тебя грохнут очень скоро», — ворчал он.[339]
Еще одна тема для разговоров возникла 23 июня, когда Гомер Каммингс объявил новую награду за поимку Диллинджера — 15 тысяч долларов. За выдачу Нельсона давали 7500.
— Смотри-ка, на меня цена растет, — говорил Диллинджер Ван Митеру. — Вот увидишь, как вскипит Джимми, когда узнает, что на него повесили меньший ценник, чем на меня. А тебя-то, Ван, тебя вообще не ценят!
— Псих ты, — отвечал Ван Митер. — Ты бы лучше смотрел, чтобы кто-нибудь не обналичил чек от
