– Конечно, такая.
– А как выглядит фати, Лора?
– Ты разве не помнишь?
Зевнув, Юри мотает головой. Лора старается долго не раздумывать.
– Он вот такого роста, и волосы у него такого же цвета, как у тебя.
– Но у меня волосы разные. Летом они светлые.
– И у фати тоже. А зимой темные, как твои.
Юри начинает задавать много вопросов, но скоро засыпает. Лизель слушает Лору и впервые за много недель улыбается. Лора старается дышать ровно, но сердце стучит все сильнее. Раздеваясь, она описывает мужчину под стать новой, покруглевшей, счастливой мутти, который заменит того – сожженного, закопанного, взорванного.
Из огня глядит на нее лицо Томаса. Прячется за черную завесу пепла и исчезает.
Теперь зима. Вот уже полгода, как окончилась война. Настает Лорин день рождения: пять недель, как ушел Томас; два месяца, как пришло первое письмо от мутти; больше четырех месяцев, как умер Йохан.
Юри с Петером дарят ей по ленте для волос – Лора знает, фрау Мейер отрезала их от занавесок. Лизель много недель экономила свою порцию сахара и собирается с помощью Вибке испечь пирог. Ома обещала туфли, как только появятся, а пока купила билеты на паром.
– Один для тебя, один для Юри, schatz[15]. Петера пустят бесплатно.
Ома провожает их до трамвайной остановки и машет вслед. Они едут мимо того места, где находился подвал Томаса, и Лора глядит на Юри, но тот даже не смотрит по сторонам. Доезжают на трамвае до Хауптбанхоф, а потом, петляя, пешком бредут по городу. Пепельно-серое небо кажется плоским, осунувшимся. Холод пробирается под одежду. Лора ведет братьев вдоль тихих каналов к центру города, потом они поворачивают и идут к озеру. Обходят разрушенные мосты, срезают напрямик там, где от взрывов пролегли насыпи.
– Раньше здесь были дома, Юри. Между тем каналом и озером всюду стояли дома. Видишь? Даже сейчас видно, что все развалины лежат квадратами.
– Когда это было?
– До бомбежек.
– А сколько тебе тогда было лет?
– Сколько тебе сейчас.
– А мне сколько было?
– Столько, сколько сейчас Петеру.
Над озером дует резкий ветер, и Лора укутывает Петера в пальто. Они стоят, повернувшись спиной к темной воде, возле Юнгфернштиг и ждут, когда придет пароход и отвезет их домой. Перед ними расстилается центр города. Почернелый, разрушенный, но жизнь кипит. Все меняется, и старое погребено под новым. Лора садится с Петером на скамью и показывает Юри на груды развалин.
– Там построят дома. Наверху, где сейчас мусор.
– Зачем?
– Чтобы в них жили люди, глупышка. Не могут же люди жить в руинах до конца своих дней.
– А мы будем жить в новом доме?
– Будем.
– С мутти.
– И с фати.
– Фати в тюрьме.
– Да, но когда он вернется, мы опять будем жить все вместе.
Они поднимаются на паром и садятся на корме, подальше от ветра.
– Где сейчас Томас, Лора?
– Не знаю.
Лора смотрит на брезент и на веревки, впившиеся в туго натянутую ткань.
– Он вспоминает о нас?
– Не знаю.
– Сколько мне будет лет, когда мы переедем в новый дом?
Раздраженная его вопросами, Лора пожимает плечами. Впереди видны другие пассажиры, тоже попрятавшиеся от ветра. Поэтому позади палуба пустынна.
– Столько, сколько тебе сегодня?
– Я не знаю, Юри, когда это произойдет.
