Темная комната

Колесник замолкает, а Миха сидит и думает: опа был здесь. В то самое время, в том самом месте.

– Нет. В начале осени. На полях стояли стога.

Миха поднимает голову. Старик смотрит в окно.

Странно, что именно это запомнилось. Расстрелы и стога: людей убивали, а времена года шли своим чередом.

– Что потом? Уцелевшие евреи прятались по деревням, по болотам, уходили к партизанам. А немцы их искали.

Миха смотрит на сидящего перед ним старика. Он все это видел. Все помнит. Расстрелы, лето, осень, зима, весна. Ктто пустели и наполнялись вновь.

Миха открывает блокнот на столе. Безотчетно, просто чтобы что-то делать.

– Что вы пишете?

– Ничего.

– Вы будете записывать наш разговор?

– Не знаю. Возможно. Вы не против?

Колесник кивает.

– Нет, нет.

Молча сидят. Старик прилежно ждет, пока Миха заговорит.

Но Миха не в силах спрашивать, в голове вертится:

«Время и место те самые. Лето, осень сорок третьего. Он все помнит».

Миха захлопывает блокнот.

– Простите. Давайте остановимся. Думаю, на сегодня с меня хватит.

* * *

Вечером Миха едет на велосипеде из одной деревни в другую. Сначала гонит быстро, но потом сбавляет ход.

Дома у Андрея достает фотографию деда и кладет перед собой на небольшой столик.

Миха знает: завтра же можно отвезти фотографию Колеснику и спросить обо всем напрямик.

Это мой дед. Вы помните, как он расстреливал евреев из вашей деревни?

Миха прослушивает запись. Те самые время и место. Пытается заключить с собой сделку.

Да не нужно ему говорить этого. Зачем Колеснику знать? Не стану говорить, что это мой опа. Скажу просто – Аскан Белль.

Однако, лежа в постели, он думает о Колеснике. О медлительных больших старческих руках, о мягкой коже вокруг глаз. О резковатых ответах. Все равно Миха пока еще слишком боится.

* * *

– Вы помните кого-нибудь из немцев?

– Да.

– Расскажите, пожалуйста.

– Что именно?

– Не важно. Что угодно. Что помните.

Колесник колеблется. На какое-то мгновение Михе даже показалось, что тот смутился, растерял слова.

– Что хотите. Начните с чего угодно. Прошу вас.

– Я помню одного.

– Как его звали?

– Тильман. Служил доктором в полиции. Он их учил. Учил убивать людей. Максимально чистым способом, понимаете ли. Но вы просили без подробностей.

– Да.

Похоже, Колеснику стало легче. У Михи тоже отлегло. Снова оба сидят и молчат.

– А еще кого-нибудь из немцев, может быть, помните? Может, просто перечислите имена?

Старик мало кого помнит. Он перечисляет медленно, и Миха слушает, записывает, ждет. Фамилии и кое-какие имена, но сочетания «Аскан Белль» среди них нет.

– Однако их было больше? Должно было быть больше?

– Давно дело было.

– Да.

Миха думает под жужжание магнитофона. Осталось два дня. Он даст себе еще два дня поблажки, а потом покажет снимок.