Полное собрание стихотворений

О Лила, друг мой милый,
Душа души моей!
Тобою век унылый,
Средь шума и людей,
Среди уединенья,
Средь дебрей и лесов,
Средь скучного томленья
Печали и трудов,
Тобой, богиня, ясен!
И этот уголок
Не будет одинок!

стихи 164–170:

Спускайтеся ко мне!
Пусть тени и призраки
Любимых мне певцов,
Разрушив тлен и мраки
Эреба и гробов,
Как жители эфирны,
Воздушною стезей

Вариант ст. 189–196, по-иному характеризующий Карамзина:

Пером из крыльев Леля
Здесь пишет Карамзин,
Преемник Мармонтеля,
В таблицах мнемозин
Любовны приключенья
Девиц и светских дам
И сладки откровенья
Чувствительным сердцам.

В автографе послания после ст. 200 есть следующие зачеркнутые строки, также относящиеся к Карамзину:

Всегда внушенный чувством,
Умел он позлатить
Оратора искусством
Повествованья нить
И в слоге плавном слить
Всю силу Робертсона
И сладость Ксенофона;
Аттической пчелы,
Волшебной…

Направив послание Жуковскому и Вяземскому, Батюшков просил их сделать замечания, которые и были присланы (Соч., т. 3, стр. 178 и 183–184). Батюшков радовался тому, что друзьям понравилось его послание (Соч., т. 3, стр. 184), тем более что он видел в нем недостатки, в частности считал «конец живее начала» (Соч., т. 3, стр. 153). Первоначально послание называлось «К пенатам». Батюшков так объяснял это заглавие в письме к Вяземскому от 10 мая 1812 г.: «Я назвал послание свое посланием „К пенатам“, потому что их призываю в начале, под их покровительство зову к себе в гости и друзей, и девок, и нищих и, наконец, умирая, желаю, чтоб они лежали и на моей гробнице. Я назвал сие послание „К пенатам“ так точно, как Грессет свое назвал „Chartreuse“» <«Обитель»> (Соч., т. 3, стр. 183). В послании есть некоторые мотивы, навеянные этим произведением Грессе (например, перечисление любимых авторов поэта), а также посланием «Моим пенатам» французского поэта Жана Дюси (1753–1816). Батюшков писал Гнедичу 3 мая 1809 г.: «Женимся, мой друг, и скажем вместе: святая невинность, чистая непорочность и тихое сердечное удовольствие, живите в бедном доме, где ни бронзы, ни драгоценных сосудов, где скатерть постлана гостеприимством, где сердце на языке, где фортуны не чествуют в почетном углу, но где мирный пенат улыбается друзьям и супругам, мы вас издали приветствуем!» (Соч., т. 3, стр. 36). В этих строках письма — по справедливому замечанию Д. Д. Благого — уже содержится «зерно» послания (изд. 1934, стр. 489). Стихотворение Батюшкова имело огромный успех. Оно вызвало ответные послания Жуковского и Вяземского, написанные блестяще разработанным в «Моих пенатах» трехстопным ямбом. Этот размер, имитирующий интимную дружескую беседу, широко использовали подражатели Батюшкова (см., например, стихотворение Нечаева «Послание к князю N. N. в день отъезда его из Петербурга в Москву» (ВЕ, 1816, № 12, стр. 261–264). Они использовали также любовно-эротические образы послания и связанное с ними имя его героини Лилы (см. стихотворение С. Е. Раича «Эроты», напечатанное в 1824 г. в «Мнемозине», ч. 2, М., 1824, стр. 52). М. П. Погодин, описывая кабинет Карамзина в Остафьеве, где создавалась «История государства Российского», характеризовал его теми стихами «Моих пенатов», в которых была нарисована скромная хижина поэта: «Всё утвари простые…» и т. д. (см.: М. Погодин. Н. М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников, ч. 2. М., 1866, стр. 28). Напротив, многие писатели декабристского круга относились к посланию Батюшкова весьма иронически. Грибоедов и Катенин в комедии «Студент» (1817) заставили поэта Беневольского, в лице которого были осмеяны карамзинисты, читать в несколько переиначенном виде начало послания Батюшкова (д. 2, явл. 11). Пушкин на полях «Опытов» одобрительно отмечал жизнерадостный колорит послания и заключенные в нем выпады против знати и богачей. Он также писал: «Слог так и трепещет, так и льется — гармония очаровательна» (П, т. 12, стр. 274). Наряду с этим он сделал такое критическое замечание: «Главный порок в сем прелестном послании — есть слишком явное смешение древних обычаев мифологических с обычаями жителя подмосковной деревни. Музы — существа идеальные. Христианское воображение наше к ним привыкло, но норы и келии, где лары расставлены, слишком переносят нас в греческую хижину, где с неудовольствием находим стол с изорванным сукном и перед камином суворовского солдата с двуструнной балалайкой, — это все друг другу слишком уже противоречит» (П, т. 12, стр. 272–273).

Вяземский Петр Андреевич (1792–1878) — поэт и критик, один из ближайших друзей Батюшкова; в 1814 г. Батюшков писал Вяземскому: «Ты занимаешь первое место в моем сердце…» (ЦГАЛИ).

Рухлая скудель — глиняная посуда.

В жупел и в огни. Идиоматическое выражение, означающее ужасное испытание; жупел — горящая сера; в нее якобы, по христианскому мифу, погружены грешники в аду.

Богиня слепая — Фортуна.

Аония — часть Древней Греции, где находился Геликон.

Парнасские царицы — музы.

Наш лебедь величавый — Державин, сравнивавший себя с лебедем в