И камни уж свистят над жертвой… И жалкий Филалет, избитый, полумертвый, С ступени на ступень в отчаяньи летит И падает без чувств под верную защиту В объятия отверсты… к Клиту! Итак, тщеславного спасает бедный Клит, Простяк, неграмотный, презренный, В Афинах дни влачить без славы осужденный! Он, он, прижав его к груди, Нахальных крикунов толкает на пути, Одним грозит, у тех пощады просит И брата своего, как старика Эней, К порогу хижины своей На раменах доносит. Как брата в хижине лелеет добрый Клит! Не сводит глаз с него, с ним сладко говорит С простым, но сильным чувством. Пред дружбой ничего и Гиппократ с искусством! В три дни страдалец наш оправился и встал, И брату кинулся на шею со слезами; А брат гостей назвал И жертву воскурил пред отчими богами. Весь домик в суетах! Жена и рой детей Веселых, резвых и пригожих, Во всем на мать свою похожих, На пиршество несут для радостных гостей Простой, но щедрый дар наследственных полей, Румяное вино, янтарный мед Гимета, — И чаша поднялась за здравье Филалета! «Пей, ешь и веселись, нежданный сердца гость!» — Все гости заодно с хозяином вскричали. И что же? Филалет, забыв народа злость, Беды, проказы и печали, За чашей круговой опять заговорил В восторге о тебе, великолепный Нил! А дней через пяток, не боле, Наскуча видеть всё одно и то же поле, Всё те же лица всякий день, Наш грек, — поверите ль? — как в клетке стосковался. Он начал по лесам прогуливать уж лень, На горы ближние взбирался, Бродил всю ночь, весь день шатался; Потом Афины стал тихонько посещать, На милой площади опять Зевать, С софистами о том, об этом толковать; Потом… проведав он от старых грамотеев, Что в мире есть страна, Где вечно царствует весна, За розами побрел — в снега гипербореев. Напрасно Клит с женой ему кричали вслед С домашнего порога: «Брат, милый, воротись, мы просим, ради бога! Чего тебе искать в чужбине? новых бед? Откройся, что тебе в отечестве немило? Иль дружество тебя, жестокий, огорчило? Останься, милый брат, останься, Филалет!» Напрасные слова — чудак не воротился — Рукой махнул… и скрылся. Между июлем 1814 и 10 января 1815
Об атараксии тотчас заговорил. — Душевное спокойствие.
Послание И.М. Муравьеву-Апостолу*
Ты прав, любимец муз! От первых впечатлений, От первых, свежих чувств заемлет силу гений И им в теченьи дней своих не изменит! Кто б ни был: пламенный оратор иль пиит, Светильник мудрости, науки обладатель, Иль кистью естества немого подражатель, Наперсник муз, — познал от колыбельных дней, Что должен быть жрецом парнасских алтарей. Младенец счастливый, уже любимец Феба, Он с жадностью взирал на свет лазурный неба, На зелень, на цветы, на зыбку сень древес, На воды быстрые и полный мрака лес. Он, к лону матери приникнув, улыбался, Когда веселый май цветами убирался И жавронок вился над зеленью полей. Златая ль радуга, пророчица дождей, Весь свод лазоревый подернет облистаньем — Ее приветствовал невнятным лепетаньем, Ее манил к себе младенческой рукой. Что видел в юности, пред хижиной родной, Что видел, чувствовал, как новый мира житель, Того в душе своей до поздних дней хранитель Желает в песнях муз потомству передать. Мы видим первых чувств волшебную печать В твореньях гения, испытанных веками: Из мест, где Мантуа красуется лугами, И Минций в камышах недвижимый стоит, От милых лар своих отторженный пиит,
