Неужели отец считал ее полной глупышкой? Ведь любому ясно, что под водой нечем дышать, и поэтому человек набирает полную грудь воздуха, прежде чем опуститься в море.
Однако потом, когда она уже ныряла бесчисленное количество раз на различную глубину и испытала на практике, как неодинаково реагирует ее организм на разное давление и нагрузку под водой, Палома поняла, что имел в виду отец. Действительно, перед тем как нырять, нужно четко знать, на какую глубину ты опускаешься и что именно собираешься делать под водой. Приняв решение, нельзя его менять в последнюю минуту, находясь на глубине, ведь это ведет к растерянности, усталости, панике, удушью и может закончиться смертью.
Так, Палома знала наверняка, что ей хватит дыхания на то, чтобы опуститься на глубину восемнадцати или двадцати метров, обхватить ногами скалу и понаблюдать, что происходит вокруг, или даже оттолкнуться и проплыть между выступами скалы. Но она умела распознавать сигналы, посылаемые организмом, и понимала, когда нужно начать подниматься на поверхность. Если бы она опустилась на ту же глубину, а потом вдруг решила собрать устриц, опустившись еще на три метра, то тут же почувствовала бы, что пора возвращаться назад. Но так как она уже опустилась глубже, чем собиралась изначально, эти сигналы пришли бы слишком поздно и кислорода не хватило бы на то, чтобы успешно вернуться к лодке. Палома хорошо представляла себе, что произойдет дальше.
Дальше она начнет подниматься наверх, однако не так, как следовало бы, — спокойно, экономно расходуя кислород, слегка подталкивая себя ногами и предоставляя телу всплывать самому. Нет, ей пришлось бы отчаянно работать всеми конечностями, и еще до того, как она приблизится к поверхности, легкую тесноту в легких сменит острое жжение. Виски ее уже будут не просто пульсировать, а разрываться от беспощадной боли, готовые вот-вот лопнуть.
Достаточно будет одного взгляда вверх, чтобы понять, что от поверхности ее отделяет толща воды в два десятка метров и что выбраться на поверхность ей не удастся.
Без кислорода ее мозг перестанет функционировать, и она потеряет сознание. А дальше ее может спасти лишь счастливый случай.
Если повезет и она отключится недалеко от поверхности, то существует шанс, что ее голова выскочит из воды до того, как диафрагма рефлекторно заставит ее вдохнуть. Может даже случиться так, что она всплывет, лежа на спине, а не на животе, — тогда она вдохнет воздух, а не воду. После двух-трех вдохов мозг снова начнет работать, и сознание вернется. И хотя она вряд ли вспомнит, что произошло, через какое-то время она вновь обретет силы, чтобы продолжить плавать и нырять.
Если же ей не повезет, она непроизвольно наберет воды в легкие. Поперхнется и вдохнет снова. И тогда уже наверняка утонет.
А когда она наконец все же всплывет на поверхность, вокруг не будет никого, кто мог бы надавить ей на грудь, выпустить воду из легких, сделать искусственное дыхание. Одна за другой будут отключаться функции мозга, пока не отключится та, что управляет дыханием и сердцебиением. И тогда Палома уже не проснется. А что произойдет дальше — никто не знает. И происходит ли вообще что-нибудь после того, как человек умирает?
Итак, Палома хорошо знала свои возможности и прекрасно понимала, что их не хватит на то, чтобы помочь манта-рэю, засевшему столь глубоко. Поэтому она поднялась на поверхность и решила подождать. Однако манта-рэй не сдвигался с места.
Палома вдруг подумала, что, наверное, он мертв. Может быть, он не завис у дна, а на самом деле лежит на дне.
Нет, это вряд ли возможно. Если бы манта-рэй действительно умер, его плотью уже пришли бы поживиться другие животные. Вот еще один жизненный факт: как только что-то перестает существовать, другое «что-то» поедает первое.
Палома вспомнила, как однажды при ней закололи козу. Та спокойно стояла, как ни в чем не бывало отмахиваясь от мух хвостом, ушами, губами. И мухи отлетали. Потом ей перерезали горло. Она продолжала стоять какое-то время, истекая кровью, и, должно быть, умерла еще стоя, потому что до того, как она рухнула на землю и стукнулась головой, мухи уже облепили ее глаза.
Животные прекрасно чувствуют, когда кто-то умирает, однако никто из морских обитателей не пытался приблизиться к манта-рэю. Значит, тот был еще жив.
Но может быть, он как раз сейчас умирает, и жизнь постепенно покидает его огромное тело. Палома почувствовала себя беспомощной, испытала раздражение и злость. Она должна была ему помочь, однако он находился слишком глубоко; она не могла позволить ему умереть, но и не могла ничего поделать. Может, он и не умирает. Может, он просто отдыхает. Может...
У нее не было выбора. Нужно было нырнуть ко дну и убедиться во всем самой.
Палома снова сделала несколько глубоких вдохов, ритмично надувая и сокращая легкие. Наконец, опустошив их насколько возможно, она медленно наполнила их до отказа, зажала рот и направилась ко дну.
Она опускалась, держась за якорную веревку, пока наконец не очутилась в двух-трех метрах от дна, потом отпустила веревку и подплыла к манта-рэю. Тот даже не пошевелился.
Палома сразу увидела, что он не лежит на дне, а парит в небольшом водовороте, который возник от потока воды над вершиной горы. Этот поток протекал под его плоскими крыльями и поддерживал манта-рэя в подвешенном состоянии.
Животное было совершенно неподвижно, и казалось, что оно заморожено, загипнотизировано или находится в спячке. Палома проплыла прямо под ним. Ей хотелось проверить, пульсируют ли его жаберные перепонки. Да, они пульсировали, хотя и слабо, и это был верный знак, что манта-рэй жив. Большой круглый глаз следил за ней, пока она не скрылась под его крылом.
Палома проплыла под ним по всей длине. Было такое ощущение, что она находится в пещере: гигантская мантия закрыла весь солнечный свет и отбрасывала огромную тень на скалу.
Левый глаз манта-рэя снова стал следить за девушкой, когда она появилась из-под крыла и подплыла к рогу, уцепившись за него руками. Она пристально посмотрела на глубокую рану и на мотки веревки, все еще торчащие оттуда, как змеи среди обрывков плоти.
На первый взгляд рана не слишком изменилась с тех пор, как Палома видела ее в прошлый раз. Возможно, в ней теперь было меньше веревок, ведь тогда Палома достала часть, а часть могла вывалиться сама. Но остатки веревки по-прежнему крепко сидели в глубине раны, и было не похоже, что та собирается заживать. И тот факт, что манта-рэй предпочитал отлеживаться здесь, на глубине, говорил о том, что животное действительно обессилело от раны. А значит, угасли его естественные инстинкты, говорящие ему, что необходимо искать пропитание, чтобы выжить.
Без посторонней помощи манта-рэй наверняка зачахнет, а откуда взяться этой помощи? Только киты и дельфины — так называемые «высшие» животные — помогают друг другу. Матери помогают потомству дышать, защищают их от хищников; здоровые помогают больным; молодые и резвые помогают старым и медлительным; самцу уступают самкам и детенышам очередь в еде.
Животные вроде манта-рэев, достигнув зрелости, держатся особняком, поэтому болезнь делает их очень уязвимыми. Им остается либо справляться с недугом самим, либо умирать.
Паломе нужно было возвращаться на поверхность, но она задержалась еще на мгновение, испытывая негодование по поводу природы, судьбы, человека и рыбаков в особенности — всего того, что заставило этого манта-рэя страдать. Ведь он был уязвим втройне: он не мог ни справиться сам, ни получить помощь со стороны морских сородичей, а теперь оказалось, что и Палома не в состоянии ему помочь. В последний момент перед тем, как направиться к поверхности, словно следуя какому-то неосознанному импульсу, девушка обвила руками спинной плавник животного, этот устрашающий «рог», и попыталась подтолкнуть его вверх. В отчаянии она словно старалась подсказать манта-рэю, что надо подняться наверх, чтобы она могла оказать ему помощь. Наконец, чувствуя барабанный бой в висках и нарастающую боль в легких, она поспешила к солнечному свету.
На поверхности Палома прилегла отдохнуть, чтобы ее дыхание и пульс пришли в норму. Она подождала, пока от отсутствия движения по всему ее телу не пройдет инстинктивная дрожь. В воде ее тело охладилось, и дрожь была естественным способом генерировать тепло. Теперь она могла продолжить погружение, не испытывая неприятных ощущений.
Палома опустила лицо в воду и огляделась вокруг. Манта-рэя нигде не было видно. Сначала она
