Феерия для другого раза II (Норманс)

– Уж лучше греми своим колокольчиком! холера! отстань! И вот я опускаюсь на бордюр тротуара… думаю, это бордюр… у меня больше нет сил тащиться дальше… никто мне не помогает… Лили?… а где же Лили?… Туазель бегает за мной по пятам… а где Лили?… я больше не вижу ее… не вижу больше и противоположной стороны улицы… все исчезло!.. только бумаги летят… кружатся… еще и еще!.. и сирены больше не воют!.. колокольчик Туазель… дальше… дальше… надтреснутый звон хрустального колокольчика… мне кажется… я думаю… звук дребезжащий… жалобный…

– Вы ненормальная, мадам Туазель!..

– Нет, доктор! вовсе нет! и я еще выцарапаю вам глаза! Вот так, коротко и ясно!

Я думал, она уехала далеко, эта сволочь!.. ан нет! она сидит рядом со мной!..

Посмотрите только на этот кошмар!

– Послушайте, доктор! послушайте! сирена Оттавио!

Я напрягаю ухо… единственное мое ухо… не могу сказать, что я не слышу… странный звук… похож на хрип… на храп… мощный рокочущий звук… ррроооаб! ррроооаб!

– Это сирена Оттава?

Она не отвечает… она стоит на коленях в несущемся потоке… прямо передо мной… и подбирает бумажки!.. будь ты проклята! она их сортирует… мои!.. только!.. остальные рвет!.. она прибирается на улице…

– Но, мадам, это бесполезно!

– Вы видите, это валится с Неба?

Она призывает меня в свидетели… с неба падают эти бумаги… она никогда не прекратит!.. бумажный ливень!.. кипа за кипой!..

– Мадам Туазель! Лили! Лили!

На самом деле Лили больше нет!.. испарилась!.. как с ними тяжело! куда ее понесло, мою Лили?… разбегаются! возвращаются!.. Лили меня бросила!.. не могу положиться и на консьержку! а если она меня отволочет к сестричкам?… что если они прячутся под ворохом бумаг?… хитро притаившись, следят за мной!.. может, они на другой стороне улицы?… я предчувствую беду!.. сидя здесь, на тротуаре, я размышляю… я философствую на краю тротуара!.. да, думаю я, это бортик тротуара… но не уверен… мамаша Туазель копошится… копошится!.. я ее хорошо вижу!.. я ее слышу… где две сестры?… Две гарпии?… как их звали? в самом-то деле? Роза и Клемантина?… точно! точно! посмотрим! посмотрим!.. я сомневаюсь… Роза и Клемантина? та, которая разбила мне голову?… и вдруг я ору!.. я должен вспомнить!..

– Клеманс и Розали?*[194]

Лили отвечает!.. да! она!.. вот счастье-то!.. она все время была рядом со мной! и она тоже!.. а я и не сомневался!.. у меня мутится в голове!.. все расплывается в глазах!.. и в этот момент я отключаюсь!.. что-то в глаз попало! я не плачу! я больше не слышу, как меня отчитывают!.. она ругает меня! со злостью!.. а мне смешно! как? да, со мной-то что?

– Ах, это не Розали и Клеманс, и не Эстель и Вероник?

Я задаю вопросы!.. зачем! черт! черт! путаница! привет!.. сколько раз!.. и это все… и все… одни и те же!

Эстель и Вероник!

Я пою! я им пою! я припоминаю песню! ах, так это не Роза и Клеманс?… ну ладно! что ж! посмотрим!..

Эстель и Вероник!
Займемся, господа!*[195]

Вдруг возникает консьержка!.. вы не поверите! она подходит… и перебивает меня! да! она меня поправляет! она осмеливается!

– И вовсе не господа! а господин!

Она знает песню наизусть!

Вот так!.. стерва! могла делать что угодно!.. так нет, она встревает, тупица!.. бамс! дзинь! дзылынь! я выхватываю ее колокольчик!.. ах, все-таки! и забрасываю его подальше!.. он летит на мостовую!.. драка!.. я вспыхиваю… злость!.. Туазель бежит за ним!.. да, бежит!.. она его находит внизу, где-то возле площади Клиши… так мне сказала Лили!.. сказала!.. легавые мне рассказали… потом!.. но это было гораздо позже!.. и что я устроил грандиозный скандал!.. я!.. кажется!.. это не в моих привычках!.. страшный скандал!.. и еще я отчаянно сопротивлялся! да еще в подобных обстоятельствах!.. обессиленный, только что переживший катастрофу!.. подумайте, это непохоже на правду!.. сплетни! клевета! люди выдумывают черт-те что!.. люди упрямые, как ослы!.. мы шли к метро, вот и все!.. а в воздухе носились бумаги, вот!.. вихри! мои бумаги! и чужие! не было видно тротуара под ногами!.. я держал себя в руках!.. хотя опасность была велика!.. так как сирены… должны были вернуться… да нет! не сирены, самолеты!.. и так как мне надо было позвонить! позвать! собрать!.. я было попытался на почте… а легавые не разрешили!.. вот вам голые факты…

,

Примечания

1

Посвящение Плинию Старшему вовсе не является шуткой Селина. Оно призвано уравновесить (если только не уровнять в значимости) посвящение Гастону Галлимару. В примечании объяснено, почему Селин сделал это посвящение. Плиний присутствовал в Помпеях и наблюдал извержение Везувия, зрелище, по мысли Селина, сравнимое с бомбардировками, которые он пережил в 1944 г. – Здесь и далее – добавочной звездочкой обозначены комментарии Анри Годара, изданные после «Феерии для другого раза II».

2

Это посвящение – автора своему издателю – абсолютно необычная вещь, тем более интересно, если учесть то, как Селин писал о Гастоне Галлимаре в своих последующих произведениях. Выбор Селином агрессивной манеры письма, его страсть к шуткам и мистификациям обусловлены неискоренимым чувством собственной значимости писателя. То есть от того, в каком свете он предстанет перед издателем и какие к нему будут предъявлены требования, выбирается та манера поведения, которой автор будет придерживаться впоследствии. Все это не умаляет значимости другого, подспудного или периодически возникающего, осознания реально существующей ситуации в контексте тех лет, что последуют за его возвращением из ссылки. Он прекрасно осознает, какую услугу оказал ему Гастон Галлимар, открыв двери своего издательского дома.

3

Описываемые бомбардировки датируются 1944 годом.

4

«Я видел, как его тащили по земле

‹…›

Четыре унтер-офицера»

(«Мальбрук в поход собрался», народная песня)

5

В двух строках, следующих одна за другой, Селин дает два противоречащих друг другу описания, рассказывая сначала, что он упал в шахту лифта, затем утверждая, что его подобрали на улице. Со свойственным ему пренебрежением к такого рода несоответствиям он путает два разных сценария од нога и того же отрывка.

6

Точная дата – 27 октября 1914 г.

7

Красивое имя лошади, на которой он выполнил опасное военное задание, за что и был удостоен награды, не упоминается ни в едином военном документе.

8

В связи с «оторванностью» от контекста мы с легкостью понимаем значение 1914 и 1944 гг. в повествовании, но упоминания 1918 г., а еще в большей степени 1935 г. остаются непонятными. Возможно, последняя дата вольно или невольно намекает на публикацию памфлетов, которые впоследствии повлекли за собой то враждебное отношение, с которым Селин столкнулся в Дании.

9

О районах Гранд-Каррьер и Гутт д'Ор XVIII округа Парижа смотри подробнее в комментариях к