сколько раз его увольняли.
Уже под собственной вывеской «Би-Би-Эс» Берт, Боб и Стив решили съехать с территории «Коламбии», которой пришлось приобрести для них четырёхэтажное здание по адресу Норт Ла-Бреа, 933. Верхний этаж занимали офисы руководителей, декором которых занимались их жёны. Офис Берта был огромен, причём размеры его пугали и подавляли никак не меньше, чем размеры офиса типичного босса кинокомпании, производившей самое что ни на есть традиционное кино. Единственная разница заключалась в том, что секретарши Берта львиную долю своего рабочего времени тратили на скручивание косяков с «травкой». Здесь находились стол для игры в пул, гигантских размеров письменный стол, музыкальный автомат «Уирлитцер» 1948 года, полученный на время от Джэглома, и люстра «от Тиффани». В небольшом коридорчике, соединявшем офисы Берта и Боба, располагались сауна и душ. У Боба, кстати, в кабинете было антикварное фортепиано. На столиках у Боба на серебряных подносах стояли чаши с марихуаной. Мало кому из молоденьких и привлекательных женщин, попадавших в эти кабинеты, удавалось сохранить самообладание от увиденного. Финал таких встреч вполне очевиден — каждый получал своё.
Штаб-квартира «Би-Би-Эс» тут же стала непременным местом сборищ режиссёров и радикалов всех мастей. В Голливуде это был центр хиппи. Да что в Голливуде — нигде более хиппового места Просто не было. Побывать в просмотровом зале на показе «Эль Топо» Алехандро Джодоровского, неистового, сюрреалистического, культового фильма, который крутили в Нью-Йорке и Беркли все 60-е только по ночам, да ещё покуривать травку в компании Берта, Боба, Денниса и Джека — вот что считалось тогда высшим кайфом.
Шнайдер почти всегда предпочитал оставаться в тени, но, как ни крути, а «крёстным отцом», по большому счёту, был он. Вот как говорит об этом Джекоб Брэкмен, сценарист, сотрудничавший с «Би-Би- Эс»: «Именно Берт принёс «Коламбии» очень выгодный продукт — сначала в музыке, я имею в виду «Мартышек», а потом и «Беспечного ездока». Народ доверял его вкусу, искренне верил в его честность, знал, что Берт, благодаря своим качествам и энергии, способен реализовывать по-настоящему творческие проекты. А в основе этого убеждения — его репутация: он не бросит, он позаботится. И действительно, каждый получил что-то от «Беспечного ездока», каждый, вплоть до последней секретарши. А такое встретишь не часто. И люди боготворили его. Так что делать он мог всё что угодно».
А это мнение Джэглома: «Орсон Уэллс всегда говорил, что Голливуд уничтожил Талберг [46], выдумавший своего креативного продюсера, продюсера, который диктует режиссёру, что и как делать. Так продолжалось с 30-х по 60-е. Берт же всё поменял, сделал то, что позже станет «новой волной» Голливуда. Выбор «делать, как скажут, или не делать никак» больше не стоял. Открылась возможность создания серьёзной и интересной работы и при этом финансово не прогореть. Мы хотели делать фильмы, отражающие нашу жизнь, жизнь полную тревог, порожденных войной, рассказывающие о переменах в культуре, благодаря которым мы все, собственно, и состоялись. «Би-Би-Эс» и задумывалась как компания «многостаночников»: все мы были и сценаристами, и режиссёрами, и актёрами; все мы собирались, так или иначе, принимать участие в работе над фильмами коллег, советовать, объединяя усилия, снижать себестоимость продукции. Мы сновали из кабинета в кабинет, зачитывая друг другу всё, что выходило из под чьего-нибудь пера. Обычным делом было спросить: «Ладно, чем бы ты хотел сейчас заняться?». Никому и в голову не могло прийти, что кто-то кого-то использует в своих целях, подразумевалось, что, работая сообща, мы просто делились с ближним. При этом, само собой, никто не забывал, что руководил процессом один человек — Берт Шнайдер».
Тем не менее, червоточина таилась в самом ядре — «Би-Би-Эс» приходилось работать по принципу: «и нашим и вашим», то есть, оставаясь генератором контркультуры, производить самую обычную массовую продукцию. Вспоминает Джим Макбрайд, авангардист, известный своим фильмом «Дневник Дэвида Хольцмана», отношения которого с «Би-Би-Эс» определённо не сложились: «По правде говоря, это были самые настоящие шизофреники. Прозвали мы их «сперматозоидами Голливуда», потому что все как один это были сынки очень преуспевающих людей Голливуда. Да, они носили бороды, но во всём остальном мало чем отличались от родителей. Просто богатые ребята играли в хиппи, так-то. Правда, вот Боб действительно серьёзно баловался наркотиками».
Какой бы смысл ни вкладывал Уайт в сентенцию «Мы сами всё профукали», его слова, обращенные к Билли, наложили отпечаток на целое десятилетие. И даже те, кто уловил истинный смысл сказанного, не придали значения зловещим минорным аккордам, что прошли через всю музыку «Беспечного ездока», вошедшую в первую десятку саундтреков 60-х годов. В своём эссе «Белый альбом», описывая атмосферу 60 -х, Джоан Дидион говорит: «Я ещё помню время, когда каждую ночь лаяли собаки, а полнолуние длилось вечно».
Ранним субботним утром 9 августа 1969 года («Беспечный ездок» шёл тогда в кинотеатрах ещё меньше месяца) банда Чарльза Мэнсона отправилась с ранчо Спэн в дом на Бенедикт Каньон, 10 050 по Чело-Драйв, и зверски расправилась с Шэрон Тейт, бывшей на восьмом месяце беременности. Шэрон и Роман Поланский снимали этот дом после того, как его освободили Кэндис Берген и её компаньонка Терри Мелчер. Убиты были ещё четыре человека. Среди них: парикмахер Джей Себринг и друзья хозяев — Абигаль Фоулджер и Войтек Фрайковский.
Город, словно смог, окутала пелена страха и паранойи. Эту глухую, плотную завесу время от времени, как электрические разряды, прошибали шокирующие известия, усиливавшие предчувствие беды. Вот как описывает атмосферу тех дней Дидион: «9 августа я плескалась в бассейне в доме своей невестки в Беверли-Хиллз, когда ей позвонила подруга, и рассказала об убийствах в доме Шэрон Тейт-Поланской. А ещё я помню то, о чём лучше бы забыть — то, что никто особенно не удивился».
Несмотря на относительную «незвёздность» жертв, убийства потрясли всех. Зацепило каждого, например, Битти и Таун делали стрижку у Себринга. А кто-то был приглашён в дом именно в тот вечер, но отклонил приглашение, сославшись на усталость или пребывание иод кайфом. Были и такие, кто, как, например, Боб Эванс, имел на вечер другие, более интересные планы. Все в округе только и думали о том, что на месте погибших мог оказаться именно он. Буквально за несколько месяцев до трагедии Поланский предлагал Битти взять на себя его договор аренды.
«Я посмотрел дом, и собрался, было, уже согласиться, потому что как раз задумал перебраться куда- нибудь из отеля, но тут из другой части здания появились Абигаль и Войтек, и сказали, что Роман предложил им обосноваться в этом доме. Они считали, что места хватит всем, но делить кров с кем-то ещё было не по мне». Дом Тауна на Хаттон-Драйв был недалеко от Чело-Драйв и к тому же стоял на отшибе, в самом конце шоссе, поэтому он его запер и куда-то переехал. Считалось, что у Мэнсона был список знаменитостей, в который входили Элизабет Тейлор и Стив Мак-Куин.
В это время Поланский находился в Европе, где искал натуру для съёмок фильма «День дельфинов», который он, как предполагалось, должен был снимать. За несколько дней до убийства он был в Париже и вместе с приятелем, подшофе, «сортировал» окружавших его женщин, выставляя им оценки за размер бюста. Стоит сказать, что с Шэрон они не очень-то ладили. По мнению Романа, брак не должен был ограничивать его сексуальную жизнь. В последнее время он, например, спал с Мишель Филлипс из группы «Мамас энд папас». И для Шэрон не было секретом, что муж гуляет на стороне. В день трагедии он вместе с Битти и Сильбертом находился в Лондоне. Первым же рейсом все вылетели в Лос-Анджелес. «Всю дорогу он рыдал, сидя у меня в ногах», — вспоминает Сильберт. Полиция приставила к режиссёру двух копов, и, не дав опомниться, безжалостно допрашивала. Несмотря на то, что в момент преступления Поланский был в Лондоне, он чувствовал, что полиция подозревает именно его. «Роман сам терялся в догадках, перебирая в памяти своих друзей, — рассказывает Сильберт, — ведь он спал с их подружками или с жёнами». Терзался сомнениями и по поводу возможной причастности «Папы» — Джона Филлипса, мужа Мишель — который и сам не скрывал, что угрожал режиссёру мясницким ножом.
Вспоминает Питер Барт из компании «Парамаунт», работавший с Поланским на картине «Ребёнок Розмари»: «Роман — прекрасный человек, самый начитанный и образованный режиссёр из всех, что я встречал в своей жизни. Но в те дни, почему-то, все, кто был близок к Роману, умирали. Он всегда ходил по самому краю». А в это время у Рэфелсона Бак Генри самым омерзительным образом развлекал Николсона, Шнайдера, Хоппера и им подобным, во всех подробностях рассказывая о находках полиции: «Грудь обнаружили в хлебнице, член — в бардачке машины Себринга…» Спрос на пистолеты и караульных собак
