со всех сторон. Наконец он не выдержал и сказал:
— Потом, товарищи, потом. Сначала — к комбригу. Услужливые руки раздвинули перед ним кусты. Вот и флагманский катер. На его палубе — Ясенев, голый по пояс. Он склонился над ведром и так яростно чистил зубы, словно в этом заключалось все счастье жизни. Услышав шум, он повернул голову, удивленно взглянул ка Карпенко и невнятно проговорил:
— Заходи, Максим Алексеевич, я мигом.
Ничего особенного не сказал Ясенев, но в голосе его прозвучали нотки, заставившие насторожиться. Впервые. Карпенко подумал о том, что, пожалуй, зря он взялся за это поручение. Не принесет оно ему славы. Скорее — наоборот. Захотелось оттянуть момент встречи с Головановым, и Максим Алексеевич предпочел дождаться Ясенева. А тот, не промолвив больше ни слова, прополоскал рот, умылся, как простой матрос, из ведра, вытерся полотенцем, взял из рук вестового майку, китель, оделся и сказал, застегиваясь:
— Ну, пошли.
Голованов сидел в носовом кубрике. Услышав стук каблуков по трапу, он приподнял голову и, как показалось Карпенко, с плохо скрытой иронией посмотрел на него.
— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал, — сказал Карпенко, смущаясь, как новобранец.
— Здравствуйте, Зачем Норкин вас послал сюда? Или ему в бою механик не потребуется? Поломок не предвидится?
— Не Норкин, а Семёнов, — поправил его Карпенко, чувствуя, что почва окончательно уходит у него из-под ног.
— Разве вы теперь у него служите? Давно? От какого числа и чей приказ?
— По согласованию с комдивом прибыл, товарищ адмирал.
— А-а-а… Что у вас там стряслось?
— Вот пакет, — сказал Карпенко, доставая из внутреннего кармана кителя злополучный конверт с сургучной печатью.
— Ваше начальство, видать, бережет матросов, — сказал Голованов, и нельзя было понять, одобрение это или насмешка.
Ясенев с самым безразличным видом чистил ногти. Голованов не спеша вскрыл конверт, достал из него бумагу, бегло просмотрел ее и сказал, словно только сейчас заметив:
— Да вы садитесь, товарищ инженер-капитан второго ранга. Наверное, измотались за дорогу? Путь- то не короткий и не легкий.
В его словах неприкрытая насмешка. Ох, быть, видно, бане.
— Зто, Ясенев, по твоей части, — сказал Голованов, протягивая Ясеневу жалобу Семенова. — Получше любого романа. Капитан-лейтенант чуть не до слез довел капитана первого ранга. Встречался в истории с таким фактом?
Ясенев со скучающим видом начал читать. Карпенко напрягся и сидел на самом кончике стула. Оспинки резче выступили на его лице, налившемся кровью, маленькие черные глазки метались по лицам начальства. Давно он не чувствовал себя так отвратительно. Дернул черт связаться с этим пакетом!
— Ну, как, прочитал? — спросил Голованов. — Инженер-капитан второго ранга, наверное, торопится. Что ни говори, а его катера сейчас бой ведут.
— Интересно… Очень интересно, — словно в раздумье протянул Ясенев, вскинул глаза на Карпенко и выстрелил вопросом — Правда это?
Мысль работала лихорадочно. Что отвечать? Ведь он затем и приехал сюда, чтобы на словах рассказать то, о чем умолчал Семенов. Или… Или переметнуться к Норкину? У кого из них положение устойчивее?
— Вы, товарищ Карпенко, старый коммунист, — как бы между прочим напомнил Ясенев, не спуская глаз с широкого лица Максима Алексеевича.
— Да и моряк старый, — добавил Голованов.
— Поэтому сам и приехал, — выпалил Карпенко, решившись идти напролом. — Семенов травит Норкина, жизни не дает! Вот и решил я воспользоваться случаем, чтобы лично выступить в его защиту.
У Ясенева дернулось плечо. Голованов предостерегающе забарабанил пальцами по столу. Ясенев прикрыл веки, а когда поднял их — в глазах не было ничего, кроме скуки. С таким видом обычно слушают длинный доклад, с которого нельзя удрать потому, что начальство следит за каждым твоим движением.
А Карпенко ничего не замечал. Приняв решение, он пошел в наступление и выкладывал не только действительные, но и мнимые грехи Семенова. Не забыл ни неудачной огневой позиции, ни грубости, ни последнего инцидента из-за Пестикова. Если верить Карпенко, то во всем флоте не было человека хуже и глупее Семенова. Просто удивительно, как ему доверили командование!
— Скажите, а почему вы нам раньше другое писали? — неожиданно прервал его излияния Ясенев. — Еще в Киеве, помните?
— Тогда у меня было другое мнение о Норкине, — не смутившись, ответил Карпенко. — Я считал действия его неправильными, боялся, что может погибнуть талантливый командир, и не мог оставаться равнодушным.
— Поэтому анонимками нас и засыпали? — неумолимо наседал Ясенев.
— Анонимками? — на лице Карпенко неподдельное изумление. — Неужели без подписи послал? Вот это да!.. Забыл, видимо, в горячке. Сами знаете, какие дни тогда были. К навигации готовились.
Пальцы Голованова по-прежнему выбивают предостерегающую дробь. Ясенев прикрывает глаза и словно дремлет. Только временами легкая судорога пробегает по его лицу. Он и Голованов слушают Карпенко, который обстоятельно рассказывает о состоянии катеров, о боевой подготовке, хвалит Норкина как командира и как хозяина, жалуется на самодурство Семенова. Максим Алексеевич думает, что ему удалось отвести удар от себя, он воодушевлен, он прочно сидит на стуле. Его обманывает спокойствие адмирала. Не знает Карпенко мыслей Голованова. А тот думает: почему никто до сегодняшнего дня не разгадал Карпенко? Создается впечатление, что за лишнюю звездочку на погоне он отца родного продаст. И такой человек долгие годы служит, ему пишут прекрасные аттестации! Почему? У нас еще верят представительной внешности, еще много значения придают различным анкетам, у нас любят людей внешне дисциплинированных. Установленных порядков явно не нарушает, с начальством не спорит, не грубит ему, пошучивает с подчиненными — и все в порядке! И вот живет, блаженствует человечишко с мелкой душонкой. Иногда даже в президиуме сидит, напыщенными речами аплодисменты срывает.
Как поступить сейчас? Выгнать Карпенко? Можно. Повод есть: бросил катера в самый ответственный момент, в момент подготовки к бою… Нет, пожалуй, ничего не выйдет из этой затеи. Карпенко — лиса опытная. Первым делом он заявит, что приехал не по своей воле, что он выполнял приказ Семенова.
— Что ж, спасибо, Максим Алексеевич, за правдивую информацию, — почти дружески говорит Ясенев. Голованов прекрасно понимает этот маневр. Они оба пришли к одинаковому выводу: наблюдать за Карпенко, а пока сделать вид, будто ничего существенного не произошло. — Когда обратно?
— Сегодня… Сейчас. Заправим машину и сразу тронемся.
— Зачем такая спешка? — говорит Голованов и добавляет, не совладав с собой — К бою так и так опоздали. Подкрепитесь, отдохните и тогда трогайте. К тому времени и бой кончится.
— Вот поэтому и спешу, товарищ адмирал. Может, повреждения какие? Как ни говорите, а я механик.
— Тоже верно, — поспешно соглашается Голованов и смотрит на Ясенева. Тот кивает головой. — Тогда до свидания, Максим Алексеевич. — Голованов приподымается и протягивает руку.
— А как в отношении плавмастерской? — спрашивает Карпенко с видом очень озабоченного человека.
— Скажите Семенову, что она в ведении Военного Совета. Да он и сам должен знать об этом.
Сияющий Карпенко вышел на палубу. Черт побери, как хорошо, когда у тебя голова на плечах! А ведь чуть-чуть не влип, как кур во щи. Ладно, что своевременно догадался курс изменить. Сейчас зайти к Чигареву (что ни говори, а начальство!), подкрепиться и — в путь-дорогу.
Небрежно козырнув вахтенному, словно отмахнувшись от надоедливой мухи, он сошел на берег.
А после его ухода между Головановым и Ясеневым произошел краткий, но выразительный разговор.
