Протяжный звон, оттяжный звон, звон отражен Незримой лужицею снежности чуть талой, И чуется, что звон в нее весь погружен, Что тали синева чуть-чуть звенящей стала. Во посреди здоровых и больших снегов Она, как сирота, бледнела и худела, Среди медвежьей дремы и еловых снов, Средь звездной беспробудности она глядела. Таила таль в себе от всех надежд вдали Сокрытность от людей, что страшно одиноки, И незамерзший трепет ледяной земли Таила таль в себе глубоко-преглубоко… Где падал ли сучок все слышала она, И даже то, что тишину не нарушает… Глубокая и блещущая тишина, Где ярче света тени мертвенно сверкают… И дни, как будто бы еще не наступив, Короткие, казалося, не проходили, И гири шишек их, как будто позабыв, Казалось, позабыв, их гири шишек длили… Ночь наступала с лунной долгой беленой, И в мерзлой белене млел холода веночек, И лунный свет своей холодною длиной Не доставал до края бесконечной ночи… И таль считала дни по бедности своей, И чем бедней она, тем бесконечней счеты… Ведь бесконечны счеты очень бедных дней… Но в скудости своей хранила свято что-то — Неизреченную надежды синеву… И в синеве ненареченное блестело, И ничего еще не слышно наяву, Но даль в неизреченном тихо зазвенела… И становилась таль прозрачней и бледней, И, синеву надежды разомкнув как губы, Что посинели, замерла нет жизни в ней, Но в ней неизреченное звенит сугубо… И таль считала за сугробами сугроб, И путалась она, сбивалася в сугробах – Когда все сосчитает воссияет гроб… Не будь ее, никто не сосчитал, никто бы… И сосчитала… и далекий звон звенит… И таль, овеянная дуновеньем вешним, Во отблеск жалкой синевы своей глядит И слушает глагол, столь дивный, столь утешный… И все сильней, как волны, нарастает звон, Как радость нарастающая звон, как силы, И никому не слышно, что не талость он, А что она звон жизни Богу воскресила. И мерный звон гремит, в просторе звон гремит, В безмерном звон гремит просторе равномерно, И вновь рождается в прощении ланит, То в левую, то в правую ударив мерно… И колокол вознес Христа воскресший вздох, И правою ланитой и ланитой левой Глотая воздух, в силе славословья глох Под блеянье весны, чуть слышное из хлева. Махина звона, будто меди колесо, Катилась право славно в даль без поворота, И, словно вставленный в него вдали, лесок Все дальше от него был с каждым оборотом… И, колокол взнеся, воскресший вздох Христа Гремел с великою и радостною силой, И воздух проникал в согретые уста С весенней нежностью, еще промерзло-хилой… Торжественное и могучее гудит… Как в радости, звучащий добротою голос,
