И, наконец, зевая, как распятье, — Раскинув руки, он над книгой встал… И глухо… на забвения басах… Часы пробили… словно в прошлом веке… И думал он – как вечность в человеке, Так коридор продолжен в голосах Тех близких, что к нам издали идут, Чтоб ближе быть, идут по коридору, И на окне – ко мне войдя – найдут Сугробами опущенную штору… Прислушался – но платье не шуршит И замерло уже у самой двери… «Войди» – и не услышав, но поверив, Заботливость к усталости спешит… Обычный возглас: «ты опять не спал» Рожден сестрой, еще влюбленной в брата, И, как волна баюкает закаты, В ответ он головою покачал… Покуда он молчал на возглас сей, Сестра сугробы шторы поднимала, И, поднимая светлой грудой всей, Она их в веер желтизны сжимала. …Их мать, в их раннем детстве умерла… Она в лиловом облаке ходила, Теряла их, звала и находила, Как крошки, что упали со стола. И что сидели тихо под столом… И вновь теряла их в аллеях сада, Которых было более, чем надо, Чтоб прошлое найти уже в былом… На хлопотами сильную любовь Он отвечал слабеющей улыбкой… «Когда ты ходишь — половицы скрипка — Она меня всю ночь будила вновь»… Но восклицанья нежности родив, Сестра уже салфетку пеленает, И жизнь идет, как девушка земная, По коридору — кофе не пролив, – В старинной чашке с синим ободком, И масло с оспой сыра на подносе, И взор, что исподлобия, тайком, К нему свое сияние возносит И говорит об утре, как Добре… И снова взор к подносу опускает, И ложечка над чашкою мелькает, В нее кладя свой отблеск в серебре… Два отблеска – и третий – положив В со сливками воркующую чашку – … А Клавдия в халате нараспашку – Вдруг вспомнил сквозь усталости прилив… И сливочник, взлетев как голубок. Чает струе воркующей пролиться… Страсть губит – и от страсти не отбиться, Не губит только – никогда – порок… И снова ясный взор к нему взошел – И в этот раз со смелостью глубокой – И он в се сияньи темнооком Об утреннем Добре опять прочел… Веснушки золотистые руки, Как буквы золотые в бедных строфах Неграмотных, в царапинах тоски… И свой алтарь, дымясь, возводит кофе… Прокофий в это время внес дрова С веселой бородою в две охапки, В которых таяли снежинок крапки, И печь вступила в жаркие права…
