— Слушай, скажи мне правду, подруга: отчего я такая? — Ава приблизила к Лане раскосые бездонные глаза. — Что со мной не так? Ничего не понимаю… Ничего больше не хочу… — Она уронила лицо в ладони и разрыдалась.
Лана погладила вздрагивающие плечи:
— Душа моя, рецепт прост, как искушение девственника. Ванна, сон, отдых. Вискарик с содовой, стройный газонокосилыцик для начала… а там поговорим. — Поддержав подругу, она помогла ей подняться и повела в спальню. — Снимай к чертям эти тряпки и спать!
— А у меня другие планы. Я развожусь! — с трудом выговорила Ава, позволяя стянуть с себя платье. — Развожусь и точка!
Майер сопел, как паровоз, что означало серьезное недовольство. Ава с прямой спиной, закинув ногу на ногу, сидела в кресле. Узкая креповая юбка с высоким разрезом, шифоновая белая блузка с нежнейшей шанхайской вышивкой. А на поднятых волосах — спираль из соломки, бархата, муаровых лент и перьев — дорогущая дизайнерская штучка. Дама курила тонкую сигарету и пила чернейший кофе.
— Я ему сказала: «Фрэнк — это последний разговор. Я так больше не могу. Или они, или я».
— Кто они? — уточнил Майер, хотя прекрасно понимал, в чем дело.
— Его бесконечные девицы. Это противно. Просто мерзко! Ведь я законная жена!
— И что он ответил? — Майер задавал вопросы для порядка. По опыту он знал, что обиженная женщина должна выговориться.
— Этот гад сказал… — Ава высморкалась в салфетку. — «Иногда мне так хочется, чтобы тебя вообще не было!» Меня то есть. Жены. И я ответила: «Считай, что уже нет. Ты свободен, и меня не касается ничего из того, что происходит с тобой. Целуйся со своими мафиози, устраивай бардаки — меня это не касается!»
— Так вы подаете на развод?
— Просто разбегаемся в разные стороны.
— Синатра не работает у нас, я не могу повлиять на него, хотя бы по-мужски объяснить, какого дурака он свалял, теряя тебя. Но ты, детка… Ты будешь в шоколаде, я обещаю. — Майер положил на стол папку. — Наконец я доволен материалом. Манкевич представил последний вариант сценария. Действие «Босоногой графини» будет происходить в Испании, как и предполагалось. Часть сцен снимем на натуре. Там есть такие чудесные места — море, теплый ветер с цветущих лугов… И неплохая компания. — Лев хитро улыбнулся.
— Так вы знаете? — перья на шляпке удивленно качнулись.
— Обижаешь! Деточка, разве Луис Майер может не знать, что творится в его владениях? Ты сделала правильный выбор. Испания — прекрасное место, чтобы отдохнуть и дать утихнуть сплетням. Свобода от своего кобелирующего мужа, никаких студийных склок, дивная природа и при этом… При этом ты продолжишь сниматься в самых высококачественных фильмах.
— Я… у меня нет слов, Луис… — Дивные глаза Авы наполнились слезами благодарности. Грациозно обняв Майера, она поцеловала его в щеку. Чуть было не ляпнула, что «он ей как отец», но вовремя удержалась.
«Разлука — ранящее слово — смертельна только раз»
Вскоре после этого разговора Синатра сделал заявление в прессе, что его браку с Гарднер пришел конец. Она же в декабре 1953 года, незадолго до своего дня рождения, уехала в Испанию. Аву ждал прелестный дом, который она приобрела накануне. Местечко Моралеха неподалеку от Мадрида называли испанским Беверли-Хиллз. Витая чугунная ограда, дворики и сад в мавританском стиле, терраса с видом на море, прохладные комнаты с деревянными балками на потолках, мягкая мебель, обитая гобеленом, — здесь было все для отдыха и приема гостей. Ава надеялась, что жизнерадостная Испания поможет ей выбраться из тоски и одиночества.
Вскоре начались съемки «Босоногой графини». Опытный сочинитель голливудских бестселлеров Дж. Манкевич дал возможность Аве создать ее автопортрет. Этот фильм стал самым популярным у ее обожателей. В него она перенесла эпизоды своей собственной жизни: бедное происхождение, мечты провинциальной девушки, свое физическое совершенство и свою трогательную детскую ямочку на подбородке.
Манкевич постарался создать душераздирающую историю испанской Золушки — танцовщицы Марии Варгас. В воображении зрителей гордая Мария слилась с образом Авы Гарднер — царственной и недоступной, достойной любви самого великолепного из высокородных аристократов. С тем существенным различием, что беременная героиня фильма погибает от пули этого самого блестящего из героев. Великолепный образец мужественности (о, волшебная фантазия сценариста, не забывшего и про «Фиесту» Хемингуэя) оказался импотентом в силу военного ранения и безумным ревнивцем, очевидно, на почве злополучной травмы.
Гарднер в роскошных туалетах из мастерской МGМ была прекрасна, а Хамфри Богарт, некогда первым принявший у себя в гостях опекаемую Клифом Оуэном провинциальную красотку, сыграл похожую роль и в фильме. Он открыл в босоногой танцовщице незаурядный талант и помог ей стать звездой. Он потом и похоронил гордую Марию. Кладбищенское надгробье с плачущей под дождем мраморной Венерой — Марией Варгас, мужчина в промокшем плаще у его подножия — этот эпизод, вызывавший рыдания зрителей, начинал и завершал фильм.
С изображением несчастной любви Ава — поразительно прекрасная и гордая молодая женщина — справилась. В величественном облике ее героини ощущались некая значительность и незаурядная глубина. Но танцевать фламенко она так и не научилась. Блистательная танцовщица — героиня Гарднер — только мелькает за занавесом, в то время как люди в таверне, где она выступает, беснуются от восторга — тот случай, когда королеву играет свита. Камера скользит по лицам восхищенных мужчин. В танцующую Марию смертельно влюбляется главный герой. Но мы видим лишь тень на занавеске. А ведь как жаль! Ава, ненавидевшая процесс обучения, просто поленилась взять уроки танца, отказавшись от сцен, способных украсить ленту.
Далекая по темпераменту от прямолинейных «голубых героинь», Гарднер нашла свой образ — чувственной, сексуально притягательной фатальной красавицы, женщины с несчастной или приносящей несчастье судьбой.
— Я тогда все здорово угадал про тебя, а? — Хамфри Богарт дегустировал местное вино на вилле Авы в Моралехо. Манкевич курил у камина — вечерами этому грузному человеку было зябко даже здесь.
— Представьте, юная провинциалка, явившаяся в Голливуд, не пила ни капли! — сообщил Богарт. — Все тогда думали, что это наколка Льва, делающего рекламу новой Золушке.
— А я и в самом деле не пила! Только вино пробовала. Но крепкого — ни капли! Мама считала это грехом для девушки! — Ава рассмеялась: — А самое интересное, знаете что? Такого, Джордж, ты даже не мог и предположить, когда сочинял свой сценарий, — я была невинна!
— Микки Руни разнес эту фантастическую историю по всему Голливуду. Но столь пикантная деталь в сценарии не прошла бы. Кто поверит в двадцатилетнюю девственницу? У нас же не фантастический фильм. Зритель должен лишь предположить, что у Марии был возлюбленный. Мы показали мужские ноги, выглядывающие из-под занавески в ее комнате.
— Если честно, это довольно смешно, — поморщился Хамфри. — Попахивает водевилем.
— Или серьезным чувством, — прогудел Манкевич, вороша угли. — Почти что братским.
— И откуда ты это выкопал? Серьезное чувство! — Ава резко поднялась, вспыхнув вдруг гневом. — Нет, кто это вообще выдумал: «серьезное чувство»?!
— Может, тебе просто не везло, детка? — Прищурился сквозь бокал Хамфри.
— Тогда скажите, скажите же ради бога: ну почему мне всю дорогу попадаются мерзавцы?
