раз уж все мы не должны отставать от времени, почему не привлечь публику чем-то ещё? Ты должна признать, что это старое здание мрачное, а стулья слишком жесткие! В современных библиотеках комфорт, приятные тона и жизнерадостные интерьеры. Фрэн Броуди могла бы подкинуть тебе пару идей, когда вернётся из отпуска — если это когда-нибудь произойдёт.
Подали основные блюда, и они занялись тарелками, на которых была красиво разложена еда. Квиллер заметил, что страус по вкусу напоминает филе говядины.
— Все в восторге от твоей колонки о яйцах и того, что ты отдал дань уважения миссис Рыбий Глаз, — сообщила Полли. — У тебя есть ещё какие-нибудь сюрпризы в запасе? Не бойся, я никому не скажу.
— Я выращиваю выводок бабочек в коробке, надеясь написать на эту тему что-нибудь умное. Пока что у них не очень-то привлекательный вид, но Феба Слоун переезжает и не может взять свой инкубатор с собой. Так что сейчас я кормлю гусениц, они превратятся в куколок, а те — в бабочек, которых выпустят на свободу, чтобы они откладывали яйца, которые вновь станут гусеницами… Ты извинишь меня, если я отлучусь на минутку, Полли? Подобное не в моих правилах, но мне бы хотелось кое с кем переговорить — с преступным намерением.
Он прошёл через зал к стойлу, в котором крупный мужчина с обрюзгшим лицом сидел напротив привлекательной молодой женщины.
— Простите меня, мистер Рэмсботтом, но вас трудно поймать днём. Я Джим Квиллер из «Всякой всячины».
— Знаю, знаю, — сказал мужчина вежливо, но в голосе его приветливость мешалась с раздражением.
— Мне бы хотелось договориться с вами об интервью, охватывающем двадцать пять лет вашей общественной деятельности. Так сказать, со всеми взлетами и падениями. Насколько я слышал, были довольно-таки интересные падения.
Член окружной комиссии отмахнулся от незваного гостя нетерпеливым жестом:
— Не докучайте мне в этом году. Подождите до выборов.
Квиллер вернулся за свой столик с мыслью: «По крайней мере, он знает, что находится под колпаком у прессы».
— Прости, — извинился он перед Полли. — Ну что, закажем десерт?
В воскресенье днём, когда Полли позировала портретисту, Квиллер проводил время с сиамцами и «Нью-Йорк таймс». Он всегда покупал воскресный выпуск газеты в аптеке Слоуна, где для него оставляли экземпляр под прилавком. В этот день миссис Слоун была в аптеке одна, и ей хотелось поболтать.
— А где же ваш сверкающий велосипед, мистер К.? — осведомилась она.
— Никогда не езжу на нём в воскресенье, миссис Слоун, — объяснил он. — Эта газета весит больше велосипеда, так что спицы могут сломаться.
— Нам обещали дождь, — произнесла она печально. — Моему газону он просто необходим. Придётся мне установить поливальную систему.
— Где вы живёте?
— В Вест-Мидл-Хаммок, и у меня акр удивительно красивой травы! А у вас хороший газон, мистер К.?
— Боюсь, что нет. Я за всё естественное. Я позволяю природе вести себя, как ей вздумается.
— Вы хотите сказать… что позволяете газону зарастать
— Честно говоря, я не знаю, что такое сорняки. Ландшафтный дизайнер посадил естественные травы и дикие цветы… разнотравье, — добавил он из озорства, наслаждаясь её озадаченным видом. — У вас остались экземпляры «Нью-Йорк таймс»?
— Я всегда держу один номер для вас, мистер К. Вы же знаете!
— Всем было приятно узнать, что вы спонсируете команду в матче на приз, а участие доктора Дианы — очень удачный ход.
— Ну, насчёт этого я не знаю, но она очень милая, совсем как её родители. Им повезло, что у неё всё хорошо. Наш фармацевт выступит в матче от нас, и мы надеялись, что Феба тоже будет в нашей команде. Однако она решила записаться в команду Центра искусств, что вполне понятно, но для нас это было разочарованием. У них ведь так много народу, есть из кого набрать команду, а у нас почти никого нет.
— А почему бы не привлечь школьного инспектора? — предложил Квиллер. — Из него бы вышла прекрасная «Пилюля».
Она разразилась смехом. Лайл Комптон, которого вечно атаковали учителя, родители и политики, носил маску старого брюзги, хотя и обладал недюжинным чувством юмора.
— О, это было бы забавно! — одобрила миссис Слоун. — А вы думаете, он согласится?
— Я его спрошу. Зрители будут в восторге, а он ведь любит блеснуть перед публикой.
— Мы были бы вам так признательны, мистер К.! — Она пробила чек на его покупки — зубную пасту и лосьон для бритья — и продолжала более печальным тоном: — Что вы думаете о карьере, которую выбрала наша дочь, мистер К.? Мы надеялись, что она продолжит наше дело — ведь это так надежно, — но она не может думать ни о чем, кроме живописи.
И снова от Квиллера ожидали, что он сыграет роль учёного мужа. Почему? Потому что он вёл колонку? Или потому что унаследовал деньги? Он находил это нелепым.
— Ну что же, Феба занимается тем, что доставляет ей наслаждение, и она хорошо делает своё дело и приносит радость людям. Я знаю одного коллекционера, у которого восемнадцать картин Фебы с бабочками. Чего же ещё вы можете хотеть для вашей дочери?
— Пожалуй… мне бы хотелось… чтобы она более осмотрительно выбирала своих друзей. Я знаю, у вас нет детей, мистер К., но вы же можете понять боль родителей, чей ребёнок уходит к человеку с сомнительной репутацией? И дело не только в том, что у него нет ни образования, ни цели в жизни. У нас есть и другие основания в нём сомневаться. В таком обществе, как наше, при таких контактах мы, знаете ли, слышим всякое. Ну что я могу сказать? Он красив, а Феба так ранима! Я знаю, это нахальство с моей стороны, но мне бы хотелось, чтобы вы её вразумили. Она высокого мнения о вас и прислушается к вашим словам.
— Я вам сочувствую, уверяю вас, но я всегда считал, что молодые люди её возраста должны сами делать свой выбор и брать на себя ответственность за свои решения…
Его прервал колокольчик на двери, вошли два покупателя, громко болтая между собой. Квиллер обменялся с аптекаршей извиняющимися взглядами и, пробормотав какие-то неопределённые обещания, удалился. «Какое счастье, — подумал он, — что у меня лишь две кошки, которых можно загнать в их комнату, если они создают проблему».
Когда Квиллер отпер дверь кухни и вошёл, его встревожил шум, разносившийся по всему основному этажу. Уронив пакеты, он ринулся в холл. Юм-Юм била лапой по какому-то предмету на полу. Игрушка, подаренная Элизабет Харт! Несколько дней назад он швырнул её в корзину для мусора, когда кошки никак не отреагировали на подарок. Маленькая плутовка выудила игрушку и спрятала под диваном, выжидая подходящий момент, когда можно будет использовать её как хоккейную шайбу.
Она была умна по-своему — изобретательна и шаловлива. В то время как Коко чуял, кто, где и почему совершает преступление и какое именно, кошечка прятала улику под ковром или под диваном. Квиллер взял её на руки и погладил мягкую шерстку.
— Когда мы будем избирать Катту вице-президентом, — сказал он, — ты у нас будешь руководить избирательной кампанией.
Переодевшись в домашнюю одежду, он с сиамцами и воскресной газетой отправился в павильон. Он читал, а они контролировали воздушные перелёты. И вдруг коричневые шеи вытянулись, уши навострились, а чёрные носы указали на восток.
«Воскресные нарушители спокойствия и границ владений, — подумал Квиллер. — И хватает же у них наглости отпереть калитку и проехать мимо надписи: ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ!.. Приехали поглазеть, не имея на то разрешения». Нахмурившись, он вышел им навстречу.
Как только машина показалась из леса, Квиллер узнал её: это был фургончик с надписью сбоку: