- Благодарю за совет. Однако в печати тип парашюта не назывался. Действительно, газеты надо читать. Только повнимательнее. Поэтому я и спрашиваю у капитана Каменева: с таким ли парашютом он прыгал с аэростата, устанавливая рекорд?
- Это к теме нашего занятия не относится, — сухо ответил Георгий. Но Субботин лишь распалился и, вставая со стула, упрямо заявил:
- Нет, относится. Если вы прыгали именно с этим парашютом, это ж самая лучшая аттестация ему.
Каменев улыбнулся, настороженность сразу исчезла. Так вот, оказывается, что — Субботин хочет его приободрить. Он вовсе далек от мысли о какой-либо обструкции.
- Я действительно прыгал с парашютом данной конструкции, — признался Каменев, — правда, мой экземпляр имел некоторые усовершенствования, но схема такая же.
- Вот это и требовалось доказать, — Андрей одобрительно кивнул головой и сел, — теперь продолжайте, товарищ капитан, будем с интересом вас слушать, — закончил он приветливо, и у Георгия растаяли последние опасения. «Странный народ эти космонавты, — подумал он, — пытливые, колкие, требовательные и в то же время такие участливые к чужим затруднениям».
- Парашют П-семьдесят шесть — последняя новинка нашей авиационной техники, — заговорил Каменев. — Он предназначен для индивидуальных и групповых прыжков с больших высот. Купол его отличается большой прочностью. Я в космонавтике дилетант, но думаю, что во время дальнейших полетов мы не можем застраховать пилотов звездных кораблей от необходимости приземляться не с кораблем, а отдельно от него, покидая корабль путем катапультирования. Вполне вероятно, что при этом само катапультирование будет в целях безопасности происходить на больших высотах. Как мне кажется, в этом случае прыжок космонавта будет коренным образом отличаться от обыкновенного спортивного или тренировочного прыжка.
- Чем же? — спросил Алексей Горелов.
Каменев скрестил на груди руки и подошел к нему.
—Прежде всего психологической нагрузкой. Допустим, я парашютист-спортсмен, а вы, Алексей Павлович, летчик-космонавт, возвращающийся из длительного полета на нашу родную Землю. Какая между нами разница? Я иду в полет свежим, полным нерастраченных сил, потому что передо мной стоит только одна задача — прыгнуть, выполнить норматив времени при задержке прыжка, отработать какие-то элементы свободного парения иблагополучно приземлиться. Вы же утомлены долгим пребыванием в невесомости, перенесенными перегрузками, обросли бородой, очень напряжены, устали. Возможно, в полете вы переносили тяжелый температурный режим или выходили из люка в безатмосферное пространство. А может, огромных усилий потребовало устранение какого-нибудь дефекта внутри корабля. Плюс к этому нервное напряжение, рожденное одиночеством. Кому прыгать труднее — мне или вам? Ясное дело, вам. В таком состоянии длительный затяжной прыжок труден. Не исключено, что вы можете потерять на секунды и сознание. Так вот на этот случай на П-семьдесят шесть установлен идеально срабатывающий счетный механизм. Что бы с вами ни случилось, а на необходимой высоте парашют автоматически раскроется. Если вдруг произойдет отказ кислородного оборудования, вступит в действие аварийный баллончик, рассчитанный на двадцать минут. Парашют очень прост и надежен в эксплуатации. Лично мне пришлось совершить с ним пятнадцать прыжков: пять тренировочных и десять испытательных. А теперь перейду к краткому описанию аэродинамических качеств парашюта и его конструктивных особенностей.
Каменев взял мел и снова подошел к доске. Приподнявшись на цыпочки, так, что рубашка натянулась на острых лопатках, Георгий написал длинную формулу. Он уже увлекся материалом и совсем избавился от робости и скованности. Теперь это был уверенный в себе педагог, объясняющий с подлинным вдохновением то, что было ему хорошо известно. Космонавты слушали с интересом. Ножиков сочувственно улыбался, одобрительно кивал Игорь Дремов. А Горелов на чистом листе бумаги машинально набрасывал профиль Каменева и, морща лоб, сосредоточенно думал: «Ты космонавт. Зачем тебе так много парашютных прыжков? Два года назад прыгали в Заволжье, в прошлом году зимой приземлялись на заснеженные подмосковные поля, а летом — на воду, на самое ласковое из морей — наше Черное море. Теперь надо привыкать к этому новому П-семьдесят шесть. Нужно ли это, если экипажи всех последних космических кораблей приземлялись, не покидая пилотских кабин? Надо ли мне так много прыгать, если есть система мягкой посадки и огромные надежные парашюты, с которыми уже опустился не один корабль, да так нежно, что на твердой степной почве и следов не осталось? Но если не сработает система мягкой посадки? Если не выйдут полностью тормозные парашюты, как это уже один раз было, и у тебя не будет катапультного устройства? Неужели тебе, космонавту, пришедшему из окололунной дали, погибать?» Нет, на корабле «Заря», устройство которого Горелов уже изучал несколько месяцев, главный конструктор Тимофей Тимофеевич это предусмотрел. Помимо системы мягкой посадки «Заря» имеет все необходимое, чтобы космонавт мог ее покинуть путем катапультирования. И может, это произойдет на большом расстоянии от Земли. Значит, нрав капитан Каменев, и космонавту все-таки надо, наверное, прыгать с парашютом. Такие прыжки помогают вырабатывать координацию. И другое ведь важно. Когда ты летишь вниз, не прикасаясь к вытяжному кольцу, а только балансируя руками и ногами, заставляя свое тело принимать различные положения, ты незаметно для себя вырабатываешь качества, какие помогут потом переносить ощущения невесомости. Разве не так?
Невесомость... Она представлялась Алеше как нечто неизведанное и не каждому человеку покоряющееся. Все, что услышал о ней от космонавтов, что прочел в научных книгах и статьях, не могло научить переносить ее, так же как и короткие тренировки, во время которых в большом воздушном лайнере, совершающем параболическую горку, он то всплывал с мягкого мата к потолку, то вновь шлепался, едва успев сделать два-три кульбита, потому что не больше тридцати — сорока секунд длилось на тренировке состояние невесомости. Зато летчик корабля выходил весь в поту и долго ворчал на земле, сетуя на то, как трудно вести тяжелую двухтурбинную машину по восходящей параболической кривой.
«Может, прыжки с парашютом дадут нам гораздо больше», — Думал Горелов, вслушиваясь в спокойную речь капитана Каменева.
* * *
В трехэтажном каменном здании степновской гостиницы, выстроенном на крутой излучине Иртыша, было не так много свободных номеров, и всех космонавтов разместили в трех комнатах: одна небольшая была отдана девушкам, а в двух других поселили всех мужчин. Одному Алексею Горелову не хватило места, и его временно направили в маленький номер, где обитал летчик, командированный в Степновск из большого уральского города. Летчик этот пригнал сюда двухместный учебно-тренировочный самолет и теперь дожидался, когда машину опробуют в воздухе, примут, а ему поездом разрешат уехать домой. Фамилия у этого майора была звучная — Убийвовк. Большеротый, с рыжими веснушками на щеках и капризно-насмешливыми прилипчивыми глазами, он не очень по душе пришелся Алексею с первого взгляда. Пока Горелов внес дорожный чемодан и умылся, майор успел исчезнуть, и первое знакомство было прервано.
Пришел полковник Нелидов, критически оглядел тесную узкую комнату с двумя по-солдатски заправленными койками, фанерным шкафчиком и столиком у окна.
- Неважнецкие апартаменты вам достались, Алексей Павлович.
- Переживу, Павел Иванович, — весело ответил Горелов. — Вы же знаете, что я обладаю огромной приспо-, собляемостью к окружающей среде.
Нелидов кивнул головой, увенчанной шапкой седеющих волос, и на его лице со шрамом над бровью мелькнула добрая улыбка.
- Капельку потерпите. Сосед уйдет, а больше к вам никого не вселят.
- Зачем уж так заботиться обо мне, Павел Иванович? Ребятам вон теснее...
- Так надо, — сдержанно ответил замполит, — вас я должен несколько больше сейчас опекать.
