Он подразумевал сержанта Дайба, знаменитого стойким предубеждением к «солдатам в юбках». Женщина-новобранец, выдержавшая его муштру, становилась на удивление агрессивной. Майлз представил себе, как Дайба держат вниз головой на высоте трех метров… Нет, так нельзя. Усмирив разгулявшееся воображение, он вновь сосредоточился на настоящем. Вид у Девятой был недоверчивый.
– Очень смешно, – холодно сказала она, и Майлз в ужасе подумал – а не заложили ли в нее и способности к телепатии… Нет, не может быть, этот генокомплекс разработан совсем недавно. – Но я даже не человек. Или об этом тебе не рассказывали?
Майлз осторожно пожал плечами.
– Человек тот, кто поступает по-человечески. – Он заставил себя протянуть руку и коснуться ее влажной щеки. – Животные не плачут, Девятая.
Она вздрогнула, словно от удара током.
– Животные не врут. А люди – врут. Всегда.
– Не всегда.
Майлз надеялся, что в этом тусклом свете не видно, как он покраснел. А Девятая пристально вглядывалась в его лицо.
– Докажи.
Она склонила голову набок, и ее бледно-золотые глаза вдруг вспыхнули.
– Э-э… конечно. Как?
– Сними одежду.
– …что?
– Сними одежду и ляг со мной, как делают люди. Мужчины и женщины.
Медленно протянув руку, она дотронулась до его шеи. Огромные когти вдавились в горло. Майлз полупридушенно вскрикнул – ему казалось, что глаза выскакивают из орбит. Сейчас Девятая надавит чуть посильнее, и из него забьют алые фонтаны. «Я вот-вот умру».
Она смотрела в лицо молодого человека со странной, пугающей жаждой. Потом вдруг разжала пальцы. Майлз вскочил, треснувшись со всего размаха головой о низкий потолок, и снова плюхнулся на пол. Мысли у него путались, но это не имело никакого отношения к любви с первого взгляда.
Девятая издала стон, раздвинув губы над клыками.
– Уродина! – взвыла она. Когти скользнули по ее щекам, оставляя кровавые борозды. – Уродина… животное…
Казалось, ее переполняет какая-то отчаянная решимость.
– Нет-нет-нет! – поспешно закричал Майлз, рывком поднимаясь на колени и хватая ее за руки. – Дело не в этом. Просто… э-э… и вообще, сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
Шестнадцать. Боже! Он хорошо помнил этот возраст. Одержимость сексом и адские муки из-за своего искореженного, хрупкого, ненормального тела. Одному Богу известно, как ему удалось пережить собственную ненависть к себе. Нет… Теперь он вспомнил. Его спасли те, кто его любил.
– Разве тебе не рано об этом думать? – с надеждой спросил Майлз.
– А сколько было тебе?
– Пятнадцать, – признался он, не успев придумать какую-нибудь подходящую ложь. – Но… это было тяжело. В конечном итоге ни к чему хорошему это не привело.
Девятая опять поднесла когти к своему лицу.
– Не смей! – крикнул Майлз, повисая на ее руках.
Все это слишком живо напомнило ему навсегда врезавшуюся в память сцену с сержантом Ботари и ножом. Сержант тогда силой отнял у юноши нож; в данном случае этот вариант отпадает.
– Изволь успокоиться! – заорал он.
Девятая заколебалась.
– Дело просто в том, что э-э… офицер и джентльмен не бросается на свою даму, едва войдя в комнату. Надо сесть, устроиться поудобнее. Поговорить, выпить немного вина, послушать музыку… расслабиться. Ты еще и не согрелась как следует. Ну-ка, садись сюда, здесь теплее.
Майлз устроил Девятую поближе к сломанной трубе и, встав у нее за спиной, попробовал размять ей шею и плечи. Могучие мускулы у него под пальцами перекатывались, как булыжники. Да, пытаться задушить ее явно бесполезно.
«Вот так ситуация: заперт в подвале с сексуально озабоченным оборотнем-подростком! Об этом не говорилось ни в одном учебнике по тактике… – Майлз вспомнил о своем задании: доставить левую икроножную мышцу Девятой на „Ариэль“. – Доктор Канабе, если я вырвусь отсюда живым, у нас с вами состоится небольшой разговор…»
– По-твоему, я слишком высокая.
Горе и странная форма рта делали голос Девятой низким и глухим.
– Ничуть. – Майлз понемногу овладевал собой и врал теперь гораздо быстрее. – Я обожаю высоких женщин, спроси кого хочешь. Кроме того, я давным-давно сделал приятное открытие, что разница в росте важна только пока стоишь. Когда лежишь, это перестает быть такой проблемой.
Он невольно припомнил все, чему научился методом проб и ошибок… главным образом ошибок. Тяжелое воспоминание. Что вообще женщинам надо?
Устроившись перед Девятой, он с серьезным видом взял ее за руку. Девятая смотрела на него с не меньшей серьезностью, ожидая… чего? Инструкций! В этот миг до Майлза дошло, что перед ним – его первая девственница. Совершенно обалдев, он несколько секунд мог только глупо улыбаться.
– Девятая… Ты раньше никогда этого не делала, да?
– Я видела фильмы. – Она нахмурилась, вспоминая. – Обычно начинают с поцелуев, но… – Она неопределенно махнула в сторону своих неправильных губ, – ты, наверное, не захочешь…
Майлз постарался забыть о съеденной крысе. В конце концов девушку морили голодом.
– Фильмы могут здорово обмануть. Женщине – особенно впервые – нужно время, чтобы научиться понимать реакции своего тела. Так мне говорили мои друзья-женщины. Я боюсь, что могу причинить тебе боль.
«И тогда ты выпустишь мне кишки».
Девятая смотрела прямо ему в глаза.
– Это не страшно. У меня очень высокий болевой порог.
«А у меня – нет».
Это просто безумие. Она сумасшедшая. Он тоже сумасшедший. Но все-таки Майлз ощущал, как его захватывает колдовское очарование этого немыслимого предприятия… Нет сомнений, что встретить более высокую женщину ему не доведется. Очень кстати вспомнились и анекдоты о великанше и карлике. Он может наконец исполнить свое заветное желание…
«Черт подери, а она будет недурна собой, когда отмоется». Девятая была не лишена некоего… нет, «очарование» – явно не то слово… Той особой привлекательности, которая всегда сопутствует силе, ловкости, целесообразности форм. Надо только привыкнуть к необычному масштабу. Майлз даже издали чувствовал жар этого огромного тела… «Животный магнетизм?» – подсказал затаившийся где-то в уголке его мозга хладнокровный наблюдатель. В одном можно не сомневаться – ощущения явно будут удивительные.
Ему вдруг вспомнился один из афоризмов матери. «Если уж за что-то берешься, – говаривала леди Форкосиган, – делай это как следует».
Опьяненный своими мыслями, Майлз отбросил костыли логики, сменив их на крылья вдохновения.
– Ну что же, доктор, – пробормотал он, – начнем эксперимент.
Целовать женщину с клыками было действительно необычным ощущением. Ее ответный поцелуй (а она оказалась способной ученицей) – еще необычнее. Девятая в экстазе обхватила Майлза, и с этого момента он совершенно потерял контроль над происходящим. Только спустя долгое время, пытаясь отдышаться, он открыл глаза и спросил:
– Девятая, ты когда-нибудь слышала о паучихах?
– Нет… а в чем дело?
