чем она думает, ему не удалось.
– Вы хотите, чтобы я разрешила… разрезать мне ногу? – наконец спросила она.
– Да.
– А что потом?
– Потом – ничего. Ты сможешь забыть о докторе Канабе, об Архипелаге Джексона и обо всем остальном. Это я тебе обещаю. Хотя не удивлюсь, если ты не станешь доверять моим обещаниям.
– Забыть… – выдохнула Таура. Она понурилась, потом снова вскинула голову, и плечи ее расправились. – Давайте поскорее покончим с этим.
Длинные губы ее уже не улыбались.
Доктор Канабе был отнюдь не в восторге, узнав, что его подопечная находится в полном сознании, но ледяная физиономия Майлза заставила его воздержаться от споров. Быстро произведя биопсию, он упрятал драгоценный препарат в криоконтейнер и поспешил сбежать с ним в свою каюту.
Майлз остался в лазарете, дожидаясь, пока пройдет действие анестезии и Таура сможет двигаться, не спотыкаясь. Она молчала, а Майлз наблюдал за ее застывшим лицом, всей душой жалея, что не знает, как снова зажечь эти золотые глаза.
– Когда я впервые увидела вас, – тихо начала Таура, – это было как сон. Какое-то волшебство. Все, чего я хотела, о чем мечтала. Еда. Вода. Тепло. Месть. Побег. – Она опустила взгляд на свои полированные когти, потом подняла взгляд к нему. – Друзья… ласковые прикосновения…
– Что мне сделать для тебя, Таура? – воскликнул он.
Она медленно проговорила:
– Я хотела бы стать нормальной.
Майлз ответил:
– Я не могу дать тебе того, чего не имею сам. – Слова прозвучали как-то безнадежно, и он заставил себя попробовать еще раз. – Нет. Не надо этого хотеть. У меня есть идея получше – пожелай быть собой! До упора! Выясни, в чем ты сильнее всего, и делай это. Перешагни через свои слабости. На них просто не должно быть времени. Посмотри на Николь…
– Она так красива, – вздохнула Таура.
– Или посмотри на капитана Торна и спроси у себя: что такое «нормальный» и за каким чертом тебе это нужно? Если хочешь – посмотри на меня. Мне что, лопнуть с натуги, пытаясь победить в рукопашном бою людей вдвое тяжелее меня? А может, лучше перевести бой туда, где их мускулы будут бесполезны? Я не могу позволить себе терять время. И ты тоже!
– Ты знаешь, как мало мне осталось? – вдруг спросила она.
– Э-э… А ты? – осторожно спросил Майлз.
– Из всех нас в живых осталась только я одна. Как я могу не знать?
– Тогда не мечтай быть нормальной! – страстно сказал Майлз, вскакивая и начиная ходить по комнате. – Ты только зря потратишь время на бессмысленную тоску. Захоти быть великолепной! Вот это у тебя получится. Великолепным солдатом, великолепным офицером – да мало ли кем еще! Великолепным исполнителем, как Николь! Только представь себе, как было бы ужасно, растрать она свои силы и талант на мечты о том, чтобы всего лишь быть нормальной.
Таура вгляделась в свои накрашенные когти и вздохнула:
– Наверное, мне нет смысла хотеть быть красивой, как сержант Андерсон.
– Тебе бесполезно пытаться быть красивой, как кто-то другой, – сказал Майлз. – Быть красивой, как Таура, – вот это ты можешь, и очень неплохо. – Сам не зная, как это получилось, он сжал ее руки и провел пальцем по переливающемуся когтю. – Лорин поняла, каким должен быть твой стиль, и ты можешь положиться на ее вкус.
– Адмирал, – медленно проговорила Таура, не отпуская его рук, – вы уже мой командующий? Сержант Андерсон говорила что-то о вводном курсе и экзамене, о присяге…
– Все это будет, когда мы присоединимся к флоту. До той поры ты считаешься нашей гостьей.
В ее золотые глаза стали возвращаться искры.
– Значит… До той поры мы не нарушим никаких дендарийских правил, если вы снова докажете мне, насколько я человек? Еще один раз?
Майлз почувствовал, как в нем поднимается неудержимая волна – смех, бросающий вызов смерти. Должно быть, именно это чувство заставляло мужчин карабкаться по отвесным скалам без антигравитационных поясов или прыгать со старинных самолетов, когда от гибельного удара о землю спасает только комок шелка…
– Не торопясь? – придушенным голосом спросил он. – На этот раз сделаем все по правилам? Немного поговорим, выпьем вина, послушаем музыку? А над головой не будет охраны Риоваля и ледяной скалы – у меня под…
Ее огромные глаза были золотыми и влажными:
– Ты ведь сказал, что любишь делать то, что у тебя лучше всего получается.
Майлз раньше и не знал, как опьяняет его лесть высоких женщин. Обязательно надо будет справиться с этой слабостью. Когда-нибудь впоследствии…
Они отправились в его каюту и усердно занимались тем, что получалось у Майлза лучше всего, пока не оказались на полпути к Эскобару.
III
– А что потом стало с девушкой-волчицей? – спросил Иллиан, нарушив долгое, зачарованное молчание.
– У нее все хорошо. Недавно получила сержантские нашивки. Врачи дендарийцев посадили ее на какие-то лекарства, немного замедлившие метаболизм.
– Это продлит ей жизнь?
Майлз пожал плечами:
– Хотел бы я знать. Может быть. Мы надеемся.
– Так. – Иллиан уселся поудобнее. – Тогда остается Дагула. Могу напомнить, что единственным твоим докладом был тот, чрезвычайно краткий, который отправлен с Махата Солярис.
– Это же был только предварительный отчет. Я думал, что вернусь гораздо раньше.
– Дело не в краткости. По крайней мере граф Форволк задает не этот вопрос. Расходы, Майлз. Выкладывай, а потом можешь поспать.
Майлз устало нахмурился.
– Задание выглядело совсем простым – почти таким же простым, как и то, на Архипелаге Джексона. Ну а потом дела пошли плохо. Потом дела пошли отвратительно…
– Тогда давай сначала.
– Начало. О Господи. Значит, так…
«Неужели меня угораздило умереть, попасть в преисподнюю и даже не заметить этого?»
Огромный опалесцирующий купол силового поля ограничивал идеально ровный круг диаметром в полкилометра. Майлз стоял у самого края, там, где светящаяся вогнутая поверхность ныряла в утоптанную землю и исчезала. Воображение невольно следовало вглубь, стремясь завершить эту гигантскую сферу – упругую, нематериальную скорлупу, которую невозможно разбить.
Внутри была сцена древнего преддверия ада. Отчаявшиеся мужчины и женщины сидели, стояли или, большей частью, лежали поодиночке и группами по всей поверхности круга. Майлз быстро огляделся, надеясь заметить хоть какие-то остатки военного порядка и дисциплины, но оказалось, что люди разбросаны произвольно, как брызги дождя на стекле.
Может, на самом деле он был убит перед самым входом в лагерь военнопленных? Может, с ним поступили так же, как это делалось в древние времена на Земле, когда тюремщики заманивали свои жертвы в газовые камеры, успокаивая их подозрения каменным мылом? И люди шли – покорно, как овцы, не догадываясь о своей участи, пока предсмертное озарение не спускалось на них душным облаком… Может, его тело было уничтожено так быстро, что нейроны не успели передать эту информацию мозгу? Не зря же столько древних мифов описывают ад как нечто круглое…
