устремленных в провальную жуть черно-атласного неба, шелестела, словно тоненькие металлические стружки, которые сбрасывали с бомбардировщиков ВВС США во Вьетнаме, чтобы вызвать помехи на радарах противовоздушной обороны.
«Хороший образ, — подумал Кузанни, — можно использовать в монтаже; спокойствие ночного Голливуда, одиночество, становящееся привычным, металлический шелест пальмовых стрел в темноте; встык — такой же звук над Вьетнамом; пейзажи даются на такой же, как здесь, тишине, а потом экран должен взорваться от свистящего рева турбин сверхзвукового бомбардировщика, а после ландшафт исчезнет, поднятый в небо взрывом многотонной бомбы, черной, пахнущей шлаком, безжизненной пылью; на медленном оседании сожженной земли пойдут титры фильма; когда гарь и дым развеются, я покажу иной ландшафт, наш юг, Сан-Диего, безмолвную устремленность баллистических ракет; словно корабли инопланетян, стоят они в скальной пустыне — безнадежность лунной поверхности, тишина, абсолютная, шершавая тишина, и нет уже шелеста пальм, ощущение тотальной, безнадежной
Кузанни взял свой маленький, карманный диктофон — работал только с ним, знай себе наговаривай то, что
— Весна восемьдесят пятою, Нью-Йорк, биржа… Тяжелый, постоянный, тревожный гул голосов; на огромном бело-красном электронном табло пульсирует экономическая жизнь страны, которая выражена в цифрах, означающих взлеты и падения акций ведущих корпораций. За этими точечными взлетами пунктов специалисты сразу же видят разорение одних, счастье других, надежду третьих.
На табло резко возникают цифры стоимости акций «Авиа корпорейшн»; зафиксировано падение еще на два пункта; взрыв оживления среди присутствующих пугает жесткой немедленностью реакции биржевых маклеров.
Дейвид Ли — президент «Мисайлс индастри»[1], — наблюдая за тщательно просчитанным сумасшествием биржи, обернулся к спутникам:
— По-моему, после этого сэру Питеру Джонсу не подняться.
И быстро двинулся к выходу. Он шел мимо кабин, где сидели маклеры, связанные прямыми телефонами со своими компаниями и клиентами, мимо тех закутков, где обосновались журналисты и, улыбаясь, слушал их быстрые, кричащие сообщения: «Компания, созданная сэром Питером, зашаталась»; «Самолеты Питера Джонса не нужны больше нашим ВВС?»; «Сегодняшнее падение акций на бирже свидетельствует о кризисе политики сэра Питера!».
Этот же день, три часа спустя.
…Техас, маленькое ранчо миллиардера Питера Джонса — президента «Авиа корпорейшн». Около конюшни — телевизионные установки, где толпятся репортеры газет и фотокорреспонденты; идет съемка вывода коней, их объездки.
Когда увели танцующего каурого жеребца, из конюшни вразвалочку появился ковбой:
— А сейчас наш главный сюрприз: трехлеток Виктори, подарок сэру Питеру от принца Фарука.
На Виктори выехал сам сэр Питер, кряжистый седой старик, чем-то похожий на Жана Габена — в потрепанных джинсах, клетчатой, красно-белой рубахе и замасленной широкополой техасской шляпе.
— Как конь, ребята? Хорош? — улыбнулся Питер Джонс журналистам.
Первый корреспондент:
— Почему принц Фарук подарил вам этого коня?
— Видимо, потому, что любит нашу страну.
Второй журналист:
— Тогда он должен был подарить этого жеребца президенту…
Питер Джонс усмехнулся:
— Он и подарил его президенту.
Второй журналист:
— Олицетворяете Штаты с Вашей корпорацией?
— Не навязывайте мне модель ответа, дружище.
Третий журналист:
— Надеетесь быть переизбранным президентом «Авиа корпорейшн» на третий срок?
— Это не моя забота. Это решает собрание акционеров. Я из породы тех стариков, которые подчиняются воле большинства. Если акционеры пнут меня коленом под зад, я уйду. Если же попросят остаться, что ж, останусь.
Первый журналист:
— В истории нашей страны президентом — я имею в виду Штаты, а не корпорацию — на третий срок был избран только один человек, Франклин Делано Рузвельт.
— Мы бы его провели и на четвертый срок, а вот я на четвертый срок не рассчитываю.
Третий журналист:
— Сегодняшнее падение акций вашей корпорации на бирже грозит какими-то последствиями?
Питер Джонс похлопал коня по шее:
— Ответь этому парню, коняга. Ответь ему во весь голос. Мне нельзя — обвинят в неуважении к прессе.
Первый журналист:
— Правда ли, что вы ненавидите президента компании «Мисайлс индастри» Дейвида Ли?
Сэр Питер сокрушенно покачал головой:
— Дейвид Ли — мой друг, молодой, умный, верный друг! Я бы мечтал, чтобы именно он закрыл мне глаза, когда сдохну. Спасибо, ребята! Не пишите о моем коне плохо, других таких больше не будет.
Питер Джонс приветливо помахал журналистам рукой, улыбнулся, въехал в конюшню; ковбои быстро закрыли дверь; осторожно сняли с седла сэра Питера; лицо — пергаментное, желтое, веки судорожно сжаты.
…Тот же день, парк Токсидо, близ Нью-Йорка.
Огромный «кадиллак» Дейвида Ли въезжает в сад, окружающий его дом на берегу озера. Навстречу Дейвиду бегут его дети — семилетняя Джуди и пятилетний Дик. Поднимая детей на руки, он — счастливый, сильный — несет их к бассейну, быстро раздевается, толкает детей в воду, прыгает сам; барахтаются, веселятся, кричат.
К бассейну подошла Мэри, личный секретарь Дейвида Ли:
— Дэйв, на проводе Бонн, будете говорить?
— Кто звонит?
— Генерал Том Вайерс.
— Этот нужен. Переключите аппарат на бассейн и лезьте к нам, будем хулиганить вчетвером.
Дейвид Ли подплыл к телефону, снял трубку:
— Здравствуйте, Том, рад вас слышать. Как погода в Европе? Туман и дождь? Бедные, бедные… Значит, самолеты не летают? — Он рассмеялся. — Слушайте, Том, видимо, дня через два вам позвонит сэр Питер Джонс. Будьте с ним так же открыты, как со мной. Я загнал его в угол, он шатается, надо подтолкнуть… Мы встретимся с ним послезавтра в Сан-Диего, на испытаниях моих ракет, я пригласил и его, пусть злится…
Мэри, переодевшись, прыгнула в бассейн, подплыла к Дейвиду, поднырнула под него и начала целовать его ноги быстрыми пузырчатыми поцелуями.
…Сан-Диего, испытательный полигон ВВС США.
Сэр Питер Джонс неотрывно наблюдает за торжественной, неземной уже, а причастной космосу
— Затраты на производство наших космических ракет лишь на первый взгляд кажутся