уходящий, несет длинную шпагу
– Вы не смотрите, гражданин, что он хромой, – засипел подо зрительный регент, – покеда вы ворон будете считать, он улизнет.
Регент дышал жарко селедкой и луком в ухо Ивану, глазок в трес нувшем стекле подмигивал.
– Что вы, товарищ, под ногами путаетесь, – закричал Иван, – пустите, – он кинулся влево. Регент тоже. Иван вправо – регент вправо.
Долго они плясали друг перед другом, пока Иван не сообразил, что и тут злой умысел.
– Пусти! – яростно крикнул он. – Эге-ге, да у вас тут целая шайка.
Блуждая глазами, он оглянулся, крикнул тонко:
– Граждане! На помощь! Убийцы!
Крик дал обратный результат: гражданин вполне пристойного вида, с дамочкой в сарафане под руку, тотчас брызнул от Иванушки в сторону. Смылся и еще кто-то. Аллея опять опустела.
В самом конце аллеи неизвестный остановился и повернулся к Ивану. Иван выпустил рукав регента, замер.
1.VII.1933
В пяти шагах от Ивана Бездомного стоял иностранный специалист в берете, рядом с ним, подхалимски улыбаясь, сомнительный ре гент, а кроме того, неизвестно откуда-то взявшийся необыкновен ных размеров, черный, как грач, кот с кавалерийскими отчаянными усами. Озноб прошиб Иванушку оттого, что он ясно разглядел, что вся троица вдруг улыбнулась ему, в том числе и кот. Это была явно из девательская, скверная усмешка могущества и наглости.
Улыбнувшись, вся троица повернулась и стала уходить. Чувствуя прилив мужества, Иван устремился за нею. Тройка вышла на Садо вое кольцо. Тут сразу Иван понял, что догнать ее будет очень трудно.
Казалось бы, таинственный неизвестный и шагу не прибавлял, а между тем расстояние между уходящими и преследующим ничуть не сокращалось. Два или три раза Иван сделал попытку прибегнуть к содействию прохожих. Но его искусанные руки, дикий блуждаю щий взор были причиной того, что его приняли за пьяного, и никто не пришел ему на помощь.
На Садовой произошла просто невероятная сцена. Явно желая спутать следы, шайка применила излюбленный бандитский прием – идти врассыпную.
Регент с великой ловкостью на ходу сел в первый проносящийся трамвай под литерой «Б», как змея, ввинтился на площадку и, никем не оштрафованный, исчез бесследно среди серых мешков и бидо нов, причем «Б», окутавшись пылью, с визгом, грохотом и звоном унес регента к Смоленскому рынку, а странный кот попытался сесть в другой «Б», встречный, идущий к Тверской. Иван ошалело видел, как кот на остановке подошел к подножке и, ловко отсадив взвизг нувшую женщину, зацепился лапой за поручень и даже собрался вручить кондукторше гривенник. Но поразило Ивана не столько пове дение кота, сколько кондукторши. Лишь только кот устроился на ступеньке, все лампы в трамвае вспыхнули, показав внутренность, и при свете их Иван видел, как кондукторша с остервенелым лицом высунулась в окно и, махая рукой, со злобой, от которой даже тряс лась, начала кричать:
– Котам нельзя! Котам нельзя! Слезай! А то милицию позову!
Но не только кондукторшу, никого из пассажиров не поразила са мая суть дела: что кот садится в трамвай самостоятельно и собирает ся платить. В трамвае не прекратился болезненный стон, также слы шались крики ненависти и отчаяния, также давили женщин, также крали кошельки, также поливали друг друга керосином и полотер ской краской.
Самым дисциплинированным показал себя все-таки кот. Он по ступил именно так, как и всякий гражданин, которого изгоняют из трамвая, но которому ехать нужно, чего бы это ни стоило.
При первом же визге кондукторши он легко снялся с подножки и сел на мостовой, потирая гривенником усы. И лишь снялся трамвай и пошел, он, пропустив мимо себя и второй, и последний вагон, прыгнул и уселся на заднюю дугу, а лапой ухватился за какую-то кишку, вы ходящую из стенки вагона, и умчался, сделав на прощание ручкой.
Иван бешеным усилием воли изгнал из пылающей головы мысли о странном коте, естественно напросившиеся молниеносно вопро сы о коте в кооперативе, покупающем масло, о коте в сберкассе, о ко те, летящем на аэроплане.
Его воля сосредоточилась на том, чтобы поймать того, кого он считал главным в этой подозрительной компании, – иностранного консультанта. Тот, проводив взором своих разлетевшихся в проти воположные стороны компаньонов, не сделал никаких попыток к позорному бегству. Нет, он тронулся не спеша по Садовой, а через несколько времени оказался на Тверской.
Иван прибавлял шагу, начинал бежать впритруску, порою зады хался от скорости собственного бега и ни на одну йоту не прибли зился к неизвестному, и по-прежнему плыл метрах в десяти впереди его сиреневый желанный берет.
Одна странность ускользнула от Иванушки – не до этого ему бы ло. Не более минуты прошло, как с Патриарших по Садовой, по Тверской оказались на Центральном телеграфе. Тут Иванушка сделал попытку прибегнуть к помощи милиции, но безре зультатно. На скрещении Тверской не оказалось ни одного милици онера, кроме того, который, стоя у электрического прибора, регули ровал движение.
Неизвестный проделал такую штуку: вошел в одни стеклянные двери, весь телеграф внутри обошел и вышел через другую дверь. Соответственно этому пришлось и Ивану пронестись мимо всех ре шительно окошек в стеклянной загородке и выбежать на гранитный амвон. Далее пошло хуже. Обернувшись, Иванушка увидел, что он уже на Остоженке в Савеловском переулке. Неизвестный вошел в подъезд дома № 12.
Собственно говоря, Ивану давно уже нужно было бы прекратить неистовую и бесплодную погоню, но он находился в том странном состоянии, когда люди не отдают себе никакого отчета в том, что происходит.
Иван устремился в подъезд, увидел обширнейший вестибюль, черный и мрачный, увидел мертвый лифт, а возле лифта швей цара.
Швейцар выкинул какой-то фокус, который Иван так и не осмыс лил. Именно: швейцар, заросший и опухший, отделился от сетчатой стенки, снял с головы фуражку, на которой в полутьме поблескивали жалкие обрывки позумента, и сипло и льстиво сказал:
– Зря беспокоились. Николай Николаевич к Боре в шахматы уш ли играть. Сказали, что каждую среду будут ходить, а летом собира ются на пароходе с супругой. Сказали, что хоть умрут, а поедут.
И швейцар улыбнулся тою улыбкою, которой улыбаются люди, желающие получить на чай.
Не желая мучить себя вопросом о том, кто такой Боря, какие шах маты, не желая объяснять заросшему паршивцу, что он, Иван, не он, а другой, Иван уловил обострившимся слухом, что стукнула дверь на первой площадке, одним духом влетел и яростно позвонил. Сердце Ивана било набат, изо рта валил жар. Он решил идти на все, чтобы остановить таинственного убийцу в берете.
На звонок тотчас же отозвались, дверь Ивану открыл испитый, неизвестного пола ребенок лет пяти и тотчас исчез. Иван увидел ос вещенную тусклой лампочкой заросшую грязную переднюю с кова ным сундуком, разглядел на вешалке бобровую шапку и, не останав ливаясь, проник в коридор. Решив, что его враг должен быть непре менно в ванной, а вот эта дверь и есть в ванную, Иван рванул ее. Крючок брякнул и слетел. Иван убедился в том, что не ошибся. Он попал в ванную комнату и в тусклом освещении угольной лампочки увидел в ванне стоящую голую даму в мыле с крестом на шее. Дама, очевидно, близорукая, прищурилась и, не выражая никакого изумле ния, сказала:
– Бросьте трепаться. Мы не одни в квартире, и муж сейчас вер нется.
Иван, как ни был воспален его мозг, понял, что вляпался, что про изошел конфуз и, желая скрыть его, прошептал:
– Ах, развратница!
Он захлопнул дверь, услышал, что грохнула дверь в кухне, понял, что беглец там, ринулся и точно увидел его. Он, уже в полных сумер ках, прошел гигантской тенью из коридора налево.
Ворвавшись вслед за ним в необъятную пустую кухню, Иван утра тил преследуемого и понял, что тот ускользнул на черный ход. Иван стал шарить в темноте. Но дверь не поддавалась. Он зажег спичку и увидел на ящике у дверей стоящую в подсвечнике тоненькую цер ковную свечу. Он зажег ее. При свете ее справился с крючком, бол том и замком и открыл дверь на черную лестницу. Она была неосвещена. Тогда Иван решил свечку присвоить, присвоил и покатил, за хлопнув дверь, по черной лестнице.
Он вылетел в необъятный двор и на освещенном из окон балконе увидел убийцу. Уже более не владея собой, Иванушка засунул свечеч ку в карман, набрал битого кирпичу и стал садить в балкон. Консуль тант исчез. Осколки кирпича с грохотом посыпались с балкона, и че рез минуту Иван забился трепетно в руках того самого швейцара, ко торый приставал с Борей и шахматами.
– Ах ты, хулиган! – страдая искренно, засипел швейцар. – Ты что же это делаешь? Ты не видишь, какой это дом? Здесь рабочий элемент живет, здесь цельные стекла, медные ручки, штучный пар кет!
И тут швейцар, соскучившийся, ударил с наслаждением Ивана по лицу.
Швейцар оказался жилистым и жестоким человеком. Ударив раз, он ударил два, очевидно входя во вкус. Иван почувствовал, что слабе ет. Жалобным голосом он сказал:
– Понимаешь ли ты, кого ты бьешь?
– Понимаю, понимаю, – задыхаясь, ответил швейцар.
– Я ловлю убийцу консультанта, знакомого Понтия Пилата, с тем чтобы доставить его в ГПУ.
Тут швейцар в один миг преобразился. Он выпустил Иванушку, стал на колени и взмолился:
– Прости! Не знал. Прости. Мы здесь, на Остоженке, запутались и кого не надо лупим.
Некоторые проблески сознания еще возвращались к Иванушке. Едкая обида за то, что швейцар истязал его, поразила его сердце, и, вцепившись в бороду швейцара, он оттрепал его, произнеся нраво учение:
– Не смей в другой раз, не смей!
–
