второй тетради от первой состоит прежде всего в том, что она включает не все главы сочинения, а лишь часть. Продол жение текста романа было в другой (или других) тетради (сохранилось не сколько кусочков текста из нее). По уцелевшим отрывкам из первой (первая редакция) и второй (вторая редакция) тетрадей (при их сопоставлении) яс но видно, что текст второй редакции более отработан автором и уже близок к беловику. Несмотря на то что во второй тетради сохранились лишь части двух глав (одну из них мы условно назовем «Евангелие от Воланда»; вторая имеет полное авторское название «Шестое доказательство»), ясно, что они уже несут в себе то содержание, которое затем, в последующих редакциях, преобразовалось в несколько самостоятельных глав, которые сам автор на звал «древними». В этом – исключительно важное значение сохранившихся текстов из второй редакции романа. Исследуя текстологию «древних глав» из последних редакций «закатного» романа, мы всегда можем обратиться к первоисточнику, который по счастью (а может быть, по мудрой авторской предусмотрительности и недосмотру последующих владельцев архива) уце лел и продолжает удивлять поклонников писателя своей оригинальностью, глубиной и смелостью.
С. 38. Черновики романа. Тетрадь 2. 1928-1929. – Глава первая – «Пристают на Патриарш[их]» – к сожалению, не сохранила ни одного це лого листа с текстом, все оборваны. Но из оставшихся обрывков видно, что это – расширенный вариант той же главы первой редакции, но без предис ловия. Вновь повествование идет от имени автора, пускающегося иногда в любопытнейшие сравнения. Так, записанные в деле № 7001 отделения ра боче-крестьянской милиции «приметы» появившегося на прудах «иност ранца» («нос обыкновенный… далее – особых [примет нет]…») никак не удовлетворяют рассказчика, и он начинает обыгрывать «особые» приметы свои и своих друзей («У меня, у Николая [Николаевича], у Павла Сергееви ча…»), которые, конечно, отличаются «необыкновенностью». Вероятно, прочтение этих мест романа в кругу близких знакомых на Пречистенке вы зывало веселье, и особенно у друзей писателя – Николая Николаевича Лямина и Павла Сергеевича Попова, подвергшихся столь пристальному изу чению на предмет выявления у них «особых примет». Заметим попутно, что этот кусочек текста мгновенно воскрешает в памяти «особые приметы» главного героя пьесы Булгакова «Батум», поступившие из учреждения ро зыска: «Джугашвили. Телосложение среднее. Голова обыкновенная. Голос баритональный. На левом ухе родинка… Наружность… никакого впечатле ния не производит…»
Появление «незнакомца» на Патриарших прудах совпало с моментом ехидного обсуждения писателями изображения нарисованного Иванушкой Иисуса Христа. Вышел незнакомец из Ермолаевского переулка… И «нос у не го был… все-таки горбатый». Рассказ Воланда о давно происшедших событи ях начинается в этой же главе, причем особый интерес у незнакомца вызвал Иванушкин рисунок…
Глава вторая названия не сохранила: первый лист с текстом обрезан под ко решок. К счастью, значительная часть листов с текстом этой главы уцелела. Из сохранившегося текста можно понять, что глава начинается с рассказа Во ланда о заседании Синедриона. Мелькают имена Каиафы, Иуды, Иоанна. Иуда Искариот совершает предательство. Каиафа благодарит Иуду за «предупрежде ние» и предостерегает его – «бойся Толмая». Примечательно, что сначала было написано «бойся фурибунды» (фурибунда – от лат. ярость), но затем Булгаков зачеркнул слово «фурибунда» и написал сверху «Толмая». Значит, судьба преда теля Иуды была предрешена писателем уже в начале работы над романом.
Из других частей полууничтоженного текста можно воспроизвести сцену движения процессии на Лысый Череп. Булгаков, создавая эту картину, слов но перебрасывал мостик к современности, показывая, что человек, выбрав ший путь справедливости, всегда подвергается гонениям. Замученный вко нец под тяжестью креста, Иешуа упал, а упав, «зажмурился», ожидая, что его начнут бить. Но «взводный» (!), шедший рядом, «покосился на упавшего» и молвил: «Сел, брат?»
Подробно описывается сцена с Вероникой, которая, воспользовавшись оплошностью охранников, подбежала к Иешуа с кувшином, разжала «пальца ми его рот» и напоила водой.
В заключение своего рассказа о страданиях Иешуа Воланд, обращаясь к собеседникам и указывая на изображение Иисуса Христа, говорит с ирони ей: «Вот этот са[мый]… но без пенсне…» Следует заметить, что некоторые фрагменты текста, даже не оборванного, расшифровываются с трудом, ибо правлены они автором многократно, в результате чего стали «трехслойны ми». Но зато расшифровка зачеркнутых строк иногда позволяет прочитать любопытнейшие тексты.
Не исключено, что в первых редакциях романа в образе Пилата прояви лись некоторые черты Сталина. Дело в том, что вождь, навещая Художест венный театр, иногда в беседах с его руководством сетовал на то, что ему трудно сдерживать натиск ортодоксальных революционеров и деятелей про летарской культуры, выступающих против МХАТа и его авторов. Разумеется, Булгакову содержание этих бесед передавалось. Возникали иллюзии, кото рые стали рассеиваться позже. Так вот, ряд зачеркнутых фрагментов и от дельные фразы подтверждают: Булгаков действительно верил в снисходи тельное отношение к нему со стороны вождя. Приведем наиболее характер ные куски восстановленного авторского текста: «Слушай, Иешуа Га-Ноцри, ты, кажется, себя убил сегодня… Слушай, можно вылечить от мигрени, я по нимаю: в Египте учат и не таким вещам. Но ты сделай сейчас другую вещь, по кажи, как ты выберешься из петли, потому что, сколько бы я ни тянул тебя за ноги из нее – такого идиота, – я не сумею этого сделать, потому что объем моей власти ограничен. Ограничен, как всё на свете… Ограничен!! – истери чески кричал Пилат».
Очевидно, понимая, что такой текст звучит слишком откровенно, Булга ков подредактировал его, несколько сгладив острые углы, но сохранив основ ную мысль о зависимости правителя от его окружения.
Таким образом, вторая глава существенно переработана автором в сравне нии с ее первым вариантом. К сожалению, название ее так и не удалось выяс нить.
Название третьей главы сохранилось – «Шестое доказательство» (по-ви димому, «цензоров» этот заголовок удовлетворил). Эта глава менее других подверглась уничтожению, но все же в нескольких местах листы из тетради вырваны. Почти под корешок обрезаны листы, рассказывающие о о том, как действует Толмай по заданию Пилата. Но даже по небольшим обрывкам тек ста можно понять: Толмай не смог предотвратить «несчастье» – «не уберег» Иуду.
Немалый интерес представляют некоторые зачеркнутые автором фразы. Так, в том месте, где Воланд рассуждает о толпе, сравнивая ее с чернью, Бул гаков зачеркнул следующие его слова: «Единственный вид шума толпы, кото рый признавал Пилат, это крики: «Да здравствует император!» Это был серь езный мужчина, уверяю вас». Тут же напрашивается сопоставление этой фра зы Воланда с другой, сказанной им перед отлетом из «красной столицы» (из последней редакции): «У него мужественное лицо, он правильно делает свое дело, и вообще все кончено здесь. Нам пора!» Эта загадочная реплика Волан да, видимо, относилась к правителю той страны, которую он покидал. В устах сатаны она приобретала особый смысл. Следует заметить, что этот фрагмент текста до настоящего времени так и не вошел ни в одну публикацию романа, в том числе и в пятитомное собрание сочинений Булгакова. В нынешней пуб ликации мы восстанавливаем его.
К сожалению, конец главы также оборван, но лишь наполовину, поэтому смысл написанного достаточно легко воспроизвести. Весьма любопытно поведение Воланда после гибели Берлиоза (в других редакциях этот текст уже не повторяется). Его глумлению над обезумевшим от ужаса и горя Ивануш кой, кажется, нет предела.
«-Ай, яй, яй, – вскричал [Воланд, увидев] Иванушку, – Иван Николаевич, такой ужас!..
– Нет, – прерывисто [заговорил Иванушка], – нет! Нет… стойте…»
Воланд выразил на лице притворное удивление, а Иванушка, придя в бе шенство, стал обвинять иностранца в причастности к убийству Берлиоза и вопить: «Признавайтесь!» В ответ Воланд предложил Иванушке выпить ва лерьяновых капель и, продолжая издеваться, проговорил:
«- Горе помутило [ваш разум], пролетарский поэт… У меня слабость… Не могу выносить… ауфвидерзеен.
– [Зло]дей, [вот] кто ты! – глухо и [злобно прохрипел
Иванушка]… – К Кондрату [Васильевичу вас следует отправить]. Там раз берут, [будь] покоен!
– [Какой] ужас, – беспомощно… и плаксиво заныл Воланд… – Молодой человек… некому даже [сообщить], не разбираю здесь…»
И тогда Иванушка бросается на Воланда, чтобы сдать его в ГПУ.
«Тот тяжелой рукой [сдавил] Иванушкину кисть, и… он попал как бы в [капкан], рука стала наливаться… [об]висла, колени [задрожали]…
– Брысь, брысь отс[юда, – проговорил] Воланд, – да и… чего ты тор чишь здесь… Не подают здесь… Божий человек… – [В голове] завертелось от таких [слов у] Иванушки, и он сел… И представились ему вокруг пальмы…»
Четвертая глава «Мания фурибунда» представляет собой отредактирован ный вариант главы «Интермедия в Шалаше Грибоедова» из первой редакции. Булгаков подготовил эту главу для публикации в редакции сборников «Недра» и сдал ее 8 мая 1929 г. Это единственная точная дата, помогающая установить приблизительно время работы над двумя первыми редакциями романа.
Сохранилось также окончание седьмой главы (обрывки листов с текс том), которая в первой редакции называлась «Разговор по душам».
Можно с уверенностью сказать, что вторая
