Вдруг дверь барака открылась, и навстречу охотникам вышла молодая женщина, маленькая и щуплая, укутанная в полушалок и в овчинном полушубке. Как только она появилась, Ромка сразу переменился в лице и сделался мрачным.
— Ты чего приехала? — спросил он, обращаясь к ней грубо. — Я тебе сколько раз говорил? Дура!
— Я по делу.
— Пошла отсюда вон! — крикнул Тихонов.
— Уйду, уйду, не ори. Чего разорался-то, — ответила женщина с обидой в голосе и прослезилась.
Олег был поражён такой неожиданной резкой переменой в Ромке и, чувствуя себя третьим лишним, с неприятным осадком на душе ушёл в барак. Мужики лежали на нарах и лениво переговаривались о том, что наступили опять смутные дни. Пришла Маруська, и Тихонов теперь задурит. Олег узнал, что Маруська — та самая его бабёнка, которая жила в одной деревеньке и уже приходила один раз. Тогда она приходила просто на свидание, но Ромка, постеснявшись мужиков, прогнал её. На другой день он исчез и появился только через трое суток. Отношения между Тихоновым и Маруськой, исчезновение его и столь же внезапное появление, — всё казалось странным и таинственным. На расспросы мужиков Ромка отмалчивался или отшучивался.
Теперь произошло совсем неожиданное.
Спустя несколько минут Ромка вошёл в барак, снял с себя доспехи, добычу и обратился к бригадиру:
— Беда случилась, — сказал он, — Маруськиному брату конь ногу сломал.
— Велика ли беда, — ответил бригадир. — Многие ломают и руки, и ноги, и вылечиваются.
— Да то худо, что жена у него больная и дети маленькие, — сказал Ромка. — Дров напилить некому. Надо пойти помочь. Ты разреши мне взять «Дружбу».
— Что ж, раз такое дело, бери, — сказал бригадир. — А когда вернёшься?
— Если завтра в день управимся, то послезавтра приду.
— Так ты что, сейчас хочешь уходить?
— Пойдём сейчас.
— Эх, приспичило! На ночь-то глядя. Останьтесь, переночуете, да завтра с лесовозом и уедете.
— Нет, брат, — сказал Ромка. — Пилёные дрова они и свои и Маруськины сожгли, да и ночевать бабе тут негде. А ежели хлёстко пойдём, то к девяти вечера уже дома будем.
— Ну, как знаешь.
Благодетель вышел в сени и крикнул:
— Манька! Иди погрейся.
Маруська вошла и села на табурет возле стола.
— Посиди здесь, — сказал Ромка, обращаясь к ней. — А я пойду «Дружбу» заправлю.
Тихонов спросил бригадира, в какой бочке берут бензин, и вышел. Олег сидел, развалясь у печи на лавке, и дивился всему, что видел и слышал. Он не мог от усталости пошевелить ни ногой, ни рукой, а Ромка, который весь день месил сугробы вместе с ним, ещё собрался идти пешком двадцать километров и нести на себе пилу по первому зову женщины, которую только что облаял. Ромка вошёл в барак. Он отдал ружье Маруське, которая ловко перекинула его через плечо, и, попрощавшись, вышел вместе с нею. Олег подошёл к окну и видел, как Ромка взвалил на спину пилу, и они пошли быстро по накатанной машинами дороге.
«Непонятный парень, — подумал про себя Олег, полезая на нары. — Душу за человека положит и его же оскорбит. Такая доброта в сердце и такая желчь! Странное „сочетание“.
Последнее слово толкнуло его на раздумья. Он долго лежал на нарах, размышляя по поводу предметов и явлений в природе, и чего бы не касался, во всём находил прекрасное и уродливое, возвышенное и низкое, — и все это положительное и отрицательное удивительно сочеталось одно в другом или в близком соседстве одно с другим во времени и в пространстве.
«Взять хотя бы сегодняшний подарок Ромки, — думал он. — Воротник будет хороший, а лису-то убили…»
Странное свойство впечатления: «Хорошее недолго держится, а что-нибудь гадкое, отвратительное сверлит и сверлит мозг. И что вовсе странно — именно при плохом впечатлении голова работает в полную силу и иногда рождает дельные мысли».
Тут Олег случайно обратил внимание ещё на одно свойство души. Оно заключалось в том, что мысли имели способность легко переходить по желанию от плохого к хорошему, если зло находилось в близком соседстве с добром, или заключалось в нём, или, наоборот, заключало его в себе. Когда Осинцев думал о Тихонове и вдруг появлялись плохие мысли о нём, он заставлял «скользить» их от недостатков Тихонова к его лучшим чертам характера, и постепенно неприятный осадок от того случая с Марусей исчез бесследно.
Ромка как и сказал бригадиру, вернулся через день. Олег подружился с ним. Они вместе коротали длинные зимние вечера, ходили как-то вечерком за тетеревами и попутно выследили и убили рысь. Шкуру её Ромка подарил Олегу.
На участок приехал директор комбината и сказал Осинцеву, что военком подполковник Кабанов ищет его всеми собаками. Была пятница. Обеденное время. Ехать в Троицк бессмысленно. Пришлось отложить поездку в военкомат до понедельника. Олег остался в Сурково на выходные дни, чтобы поохотиться. Подстрелил тетёрку и двух куропаток.
В субботу вечером Ромка исчез на ночь и появился в воскресенье рано утром.
— Я был у себя дома на Воробьевке, — сказал он, подойдя к Олегу с туго набитым мешком. — Тут копчёная кабанятина, мёд и солёные грибочки — это тебе от бабушки. Она тебя помнит и передаёт большой привет. А это Антонине Леонтьевне отдашь, — Ромка вынул из мешка отлично выделанный соболиный мех самого высшего качества. — Скажи, подарок от нас обоих. А лису не отдавай. Оставь себе на память.
— Хорошо, — согласился Олег, радуясь тому, что придёт к Антонине Леонтьевне не с пустыми руками.
Ромка проводил его до шоссе. Остановили попутку. Расставаясь, они крепко обняли друг друга.
Дома весь вечер Олег был как на иголках. Наконец, наступила полночь. С трудом одолевая предательскую дрожь, которая то и дело накатывалась на него, пробрался огородами к дому Антонины Леонтьевны и легонько постучал в окно спальни. Антонина Леонтьевна уже задремала. Но сразу очнулась, включила свет, быстро встала, накинула халат и пошла открывать дверь. Олег набросил ей на шею соболиный мех и, прижав к себе, присосался к её губам. Антонина Леонтьевна еле высвободила свои губы и молвила возбуждённо:
— Ты с ума сошёл. Я же простужусь. Олег поднял её на руки и понёс в спальню.
В эту ночь он сделал ей предложение и своими домогательствами выйти за него замуж доставил женщине одни неприятности. Она и без того была обременена заботами и переживаниями, что связалась с мальчишкой. Реакция односельчан неожиданная, чересчур бурная, а если опутать этого лопушка брачными узами, то что тут будет.
— Лопушок ты, — говорила Антонина Леонтьевна, вздыхая. — Салажонок. Ну подумай, какая я тебе жена? Ленка моя через год-два годилась бы тебе в жёны.
— К чёрту Ленку. Я хочу жениться на тебе. С этими словами Олег опять возбудился.
— Ну, ты меня заездишь, — сказала Антонина Леонтьевна, очередной раз допуская его к себе.
Олег почти не спал в эту ночь и отсыпался в автобусе по дороге в Троицк.
IV
Военком подполковник Кабанов встретил Осинцева громкими добродушными возгласами:
— Явился не запылился, черт эдакий! Где тебя носило? Почти год ищем. С ног сбились.
Он поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Иван Максимович? Кабанов беспокоит. Нашлась наша потеря. Явился, наконец. Прямо сейчас ехать? Хорошо, будем через десять минут.
Военком позвонил в гараж, потребовал машину к подъезду. Пока он надевал шинель и шапку, Олег пытался разобраться в том, что происходит.
— Мне тоже ехать?
— Обязательно. Тебя и повезу, — сказал военком, застёгивая пуговицы шинели. — На ковёр.
