— Проснулся, диверсант, — усмехнулся Ян.
— Почему диверсант? — обиделся Карел.
— А кто же ты еще? — все с той же улыбкой пожал плечами Ян. — Насколько я помню, ты после Мюнхена бежал за границу, как, впрочем, многие другие военные. Бежали вы тогда все в Польшу или Францию. Но если бы ты так там и остался, то появился бы еще года два назад. Значит, ты бежал дальше, в Англию. А из Англии сюда приезжают только диверсанты.
— Чувствуется немецкое воспитание, — попробовал съязвить Карел.
— Причем тут немецкое воспитание, — пожал плечами Ян, — Это любому здравомыслящему человеку понятно.
— Ну и беги, докладывай в гестапо, — предложил Карел.
— Не побегу, — покачал головой Ян, — Зачем? Ты от них не уйдешь. Это ведь точно так же, как не бывает счастливых воров: они обязательно когда-нибудь попадаются.
— Так уж и обязательно?
— Обязательно, — как-то грустно кивнул Ян, — Ну ладно, давай пить кофе. Я только что приехал и после казарменного домашний медом кажется.
Ближе к вечеру Ян предложил Карелу пойти на речку половить рыбу. Карел с удовольствием согласился: он уже года четыре не сидел на берегу с удочкой. Ян так и пошел в форме, это оказалось очень кстати: полицейские и патрули козыряли ему и проходили мимо. У Карела в голове не переставал крутиться утренний разговор и, в конце концов, он не выдержал:
— Тебе не противно носить эту форму? — спросил он.
— А она не многим отличается от той, что ты носил в Лондоне, — пожал плечами Ян.
— В Лондоне я носил форму чехословацкой Освободительной армии, — не без гордости заявил Карел.
— Это понятно, — кивнул Ян, — непонятно только, что, от кого и для кого она будет освобождать.
— Чехословакию от оккупантов, — недоуменно ответил Карел, — Она восстановит правление всенародно избранного президента страны.
— Да, когда-то Бенеш действительно был всенародно избранным президентом, — согласился Ян, — но устрой теперь выборы, и он не наберет и десятой части голосов. Он предал страну, и это ему не простится. А предал он ее, кстати, вместе с теми, кому сейчас служит.
— Тогда он не хотел большого кровопролития, — напомнил Карел.
— А теперь, сидя на кровавых английских бифштексах, он вошел во вкус крови? — усмехнулся Ян. — Тогда наша армия была не меньше немецкой. Вооружение было не хуже немецкого. Наши заводы и сейчас гонят оружие для немцев. Ты был тогда военным, и тебе не надо все это объяснять. Нам бы помогли Советы: тогда они прямо заявляли, что выполнят свои союзнические обязательства. Было бы кровопролитие? Да! Но после этого не было бы еще большего кровопролития под Москвой и нынешнего на Украине. А твой Бенеш призывает к сопротивлению народ, который не вооружен и не обучен, а значит, понесет громадные потери. Это тебе о кровопролитии. А теперь подумай о том, что будет, если Англия все же выиграет войну. На континент она спустит свои войска, прикрытые живым щитом. Да, да, чешские и польские дурачки, вроде тебя, будут идти первыми. А потом Англия потребует компенсации за то, что она нас освободила. И тогда Чехословакия снова будет под протекторатом или патронажем, или наставничеством, политики умеют придумывать названия. То есть сменится только хозяин и больше ничего.
— Но это, как ты говоришь, хозяин, по крайней мере, не будет нацистом, — поднял указательный палец Карел.
— А это тоже еще большой вопрос, — покачал головой Ян. — Тебя англичане встретили как братья? Они ведь там смотрят на вас даже не как на непрошеных приживальцев, нет, они чувствуют себя сильными, умными и имеющими право решать вашу судьбу. Скажи мне, что они не смотрели на вас сверху вниз глазами, полными высокомерия, и я скажу, что ты лжешь. Посмотри на Ирландию и тебе все станет ясно.
Карел вспомнил, сколько раз ему приходилось сталкиваться с высокомерием англичан, и подумал, что Ян не так уж и далек от истины.
— Но самое главное в том, что Англии эту войну не выиграть, — продолжал Ян. — Ты можешь отнести это опять к геббельсовской пропаганде, но это не меняет сути дела. Ее войска бегут от танков Роммеля в Африке, а в Европе она только и способна, что наносить время от время бомбовые удары по мирным городам. Как я подозреваю, ей уже не хватает средств на войну. Так что думай сам, к какому берегу тебе прибиться.
— Ты хочешь сказать, что Чехословакия никогда не будет независимой? — иронично спросил Карел.
— Конечно, — пожал плечами Ян. — Нет маленьких независимых государств. Они все входят в какую-нибудь империю. Даже те двадцать лет, когда Чехословакия считалась независимой, она постоянно смотрела то на Францию, то на Англию. И слушалась их с первого слова.
— Ты хочешь сказать, что Чехословакии просто сейчас надо сделать правильный выбор империи? — продолжал иронизировать Карел.
— Империю не выбирают, — покачал головой Ян. — Выбирает империя. Но зато потом империей гордятся. Вспомни, как в детстве мы показывали фотографию деда в форме офицера австрийской армии и гордились этим. И все те годы чехи жили, говорили на своем языке, пели свои песни, плясали свои танцы и при этом гордились империей, к которой принадлежали.
— И что же ты мне предлагаешь?
— Я тебе предлагаю перестать быть игрушкой в чужих руках и зажить самостоятельно.
— Это как? — поинтересовался Чурда.
— Вот посмотри на меня, — предложил Ян, — Я каждый день хожу на службу и вечером возвращаюсь к жене. Я получаю достаточную зарплату, чтобы прокормить не только свою семью, но и помочь родителям. Скоро у нас с Мартой будет ребенок. Я живу так, как жили наши отцы. Ты скажешь, что тяжелые времена, карточки и все такое. Да, но тяжелые времена переживает любое поколение. Наверное, это такой закон истории. А теперь посмотри на себя. Твоя жена не видела тебя считай три года. И на вопрос, когда ты к ней вернешься, кроме мифического «после победы», ты ей ничего не можешь сказать. Родителям от тебя тоже помощи нет, и отцу приходится искать работу потяжелее. Зато ты бегаешь с пистолетом и их освобождаешь.
— Но я сделал свой выбор и назад пути нет, — вздохнул Карел.
— Ерунда, ты еще ничего не успел сделать. Сейчас ты еще можешь придти с повинной и зажить как все нормальные люди. Пока можешь. Но очень скоро твои хозяева постараются привязать тебя кровью или чём-то там еще. И вот тогда уже пути назад не будет. Может и будет, но он будет намного сложней.
— Ты хочешь сказать, что я приду в гестапо, повинюсь и они меня отпустят на все четыре стороны? — уставился на Яна Карел.
— А кому ты нужен? — с каким-то презрением сказал Ян, — Ты им расскажешь, что знаешь и все.
— Ты предлагаешь мне стать предателем! — сказал Чурда.
— Просто ты предашь своих хозяев раньше, чем они тебя, — пожал плечами Ян, — А заодно можешь спросить у своей жены Марты, не чувствует ли она себя преданной, после того, как три года не знает кем себя считать: женой, вдовой или обманутой невестой.
Ян достал из кармана кителя газетный листок и протянул его Карелу.
— Вот смотри, — сказал он, — за сведения об убийцах Гейдриха обещают десять миллионов. За какого-то, такого же, как ты дурака — сто тысяч. Я думаю, что те сведения которыми ты владеешь, имеют ценность пониже первого, но повыше второго. Если ты получишь за них хотя бы двести тысяч, то вполне сможешь устроить себе жизнь. Даже в такие тяжелые времена как, сейчас.
Карел даже не стал брать в руки предложенный ему листок: он прекрасно знал оба эти объявления.
