нервическая гримаса, стало спокойным, даже безмятежным. О чем он думал, неизвестно, вряд ли он давал себе какие-то высокие обещания или произносил про себя прочувствованные монологи. Гриша был парень простой и мыслил простыми словами. Но когда в приемном покое сестра спросила его: «Вы ей кем приходитесь?» — он ответил не задумываясь: «Другом».
Лидию, которая начала приходить в себя, куда-то увели, а потом нянечка передала ему вонючий ком — это была ее одежда. Выйдя из больницы, Гриша выбросил ее в ближайший контейнер для мусора.
— Спасибо, — еще раз сказал он Саше Лоскуткову.
Лоскутков улыбнулся:
— Не за что. Хорошо, что мы успели вовремя. Да, и кстати. Зайдите как-нибудь к нам и расскажите все, что вам известно об Антоне Чеботаревиче.
Июнь
Июнь был прохладным, как обычно и бывает в северной столице, и петербуржцы, в отличие от привыкших к летней жаре москвичей, не спешат убрать на хранение плащи и куртки, эти предметы верхней одежды в Петербурге вообще не убирают, равно как и не выходят из дому без зонтика, даже если на улице жарит солнце.
Так что июнь, как всегда, выдался прохладный, и тополя зацвели уже в самых последних числах. Теперь весь город был засыпан сугробами тополиного пуха, и важные голуби расхаживали по нему, как по перине.
Когда бабушка начала покашливать, Кристина решила, что во всем виноват этот пух. Она тщательно закрыла окна, пропылесосила все углы, протерла пол сырой тряпкой. И, как ей показалось, это помогло, — вечером Антонина Станиславовна больше не кашляла. Однако на следующий день кашель снова повторился. Кристина позвонила матери.
— Господи, подумаешь, кашель, — сказала Ванда. — Сильный?
— Да нет вроде бы.
— Ну простудилась слегка, наверно. Ты же все время держишь открытой форточку. Поставь ей горчичники или… — Она задумалась. — Или дай ей микстуру от кашля.
Вечером Кристина ставила бабушке горчичники. Антонина Станиславовна смотрела на нее грустными глазами, как будто хотела сказать: все эти старания ни к чему не приведут.
— Бабуля, надо лечиться, — говорила Кристина, закрывая горчичники газетой, а потом полотенцем. — Ты еще встанешь и бегать будешь. Вот увидишь, честное слово.
Бабушка вздохнула, как будто безуспешно пыталась пошевелиться, и вдруг уголки ее губ дрогнули.
— Бабушка! — радостно воскликнула Кристина. — Бабушка! Ты можешь, ты смогла… Ну еще раз попробуй.
Антонина Станиславовна снова вздохнула и шевельнула губами.
— Ура! — закричала Кристина. — Теперь ты поправишься, бабуля, дорогая! Ты у меня молодец.
Бабушкины руки были вытянули вдоль одеяла, и пальцы правой руки вдруг слабо задвигались. Левая рука, правда, продолжала безжизненно лежать, но все равно то, что стала возвращаться чувствительность к правой половине, было гигантским прогрессом,
Кристина снова бросилась звонить матери.
— Ну вот видишь, — сказала та. — Может быть, горчичники помогли, кто знает.
И действительно, с этого дня Антонина Станиславовна стала поправляться. Правда, это происходило очень медленно, но с каждым днем она начинала все лучше управлять — пока лишь только правой половиной тела, но уже это вселяло самые радужные надежды. И настроение у Кристины стало лучше, теперь она старалась вообще не вспоминать ни Вадима, ни Лидию, ни тем более Антона. Главное — чтобы бабушка была здорова. Иногда она мечтала о том, как хорошо было бы уехать куда-нибудь, чтобы оставить все плохое в прошлом. Но эти мечты были пока несбыточными, и Кристина старалась просто вытеснить всякое воспоминание о людях, которые ее предали.
В понедельник, как всегда, пришла врачиха из поликлиники.
— Ну что ж, молодцом… — сказала она, увидев бабушкины подвиги, и немедленно удалилась.
Теперь ухаживать за бабушкой стало легче, потому что она хоть как-то уже могла помочь Кристине, когда та ее переворачивала и кормила. А когда внучка читала ей газету, внимательно слушала, выражая свое удивление или негодование происходящими событиями слабым шевелением губ. Но даже такое общение радовало Кристину, потому что это было лучше, чем ничего.
И даже деловая и, как всегда, не имеющая ни одной свободной минуты Ванда прибежала посмотреть на это чудо.
У Кристины как будто гора упала с плеч. Уход за стариком, конечно, труднее, чем за младенцем, но главное в том, что он неизмеримо тяжелее морально. Сколько бы бессонных бдений, усталости и переживаний ни стоил ребенок — он растет, с каждым днем изменяется, он постепенно превращается в человека. Труд, затраченный на него, кажется осмысленным. Гораздо тяжелее ухаживать за стариком, особенно когда впереди не видно никакого просвета, когда с течением времени положение не становится ни хуже и ни лучше, и постепенно начинает казаться, что так будет длиться вечно, год за годом. Но если дело идет на поправку, настроение сразу меняется.
Читать бабушка еще не могла, но смотрела телевизор, и Кристина жалела, что у них всего лишь старенький «Рекорд», а не какой-нибудь современный «Голд-стар» с дистанционным управлением, потому что бабушкина правая рука стала слушаться ее настолько, что она, безусловно, смогла бы им пользоваться.
— Вот накоплю денег, — говорила Кристина, — обязательно куплю тебе новый телевизор. Представляешь себе, ты лежишь, то есть сидишь в кресле, нажала на кнопку — и переключай с одной программы на другую.
Бабушка в ответ только улыбалась и гладила внучку по руке. Говорить она еще почти не могла.
В один из этих дней Кристина вдруг увидела в газете фотографию. Это был ОН. Подпись гласила: «Петербуржец Вадим Воронов вышел в финал на турнире в Москве». Настроение сразу же испортилось. Но больше всего Кристина досадовала на саму себя.
Схватка века
Дела у Вадима действительно шли в гору. В королевской игре, в теннисе, он становился настоящим виртуозом. Теперь Ник-Саныч говорил о предстоящей поездке в Рим на Большой Шлем без всяких «если» и «может быть». Это было дело решенное. Тренер не знал, что в Москве Вадим, стремившийся победить любой ценой, разумеется, не жалел плеча и оно снова стало ныть.
Популярный спортсмен, любимец публики, интересовал не только болельщиков и любителей спорта. С некоторых пор Валерии начали упорно названивать Жора Лисовский и Валентин Эдуардович, устроители фонда ЗДР.
Когда Валерия в первый раз упомянула о фонде «Здоровье России», Вадим не обратил на это никакого внимания. Он ни на миг не мог подумать, что жена всерьез относится к предложению своего бывшего шефа. Ведь очевидно же, что в чем, в чем, а в финансовых делах, банках и акционерных обществах Вадим совершенно не разбирался. Он не знал, как они работают, но подозревал, что разобраться в этом не так просто, и не имел ни малейшего желания заниматься этим.
Однако Валерия не сдавалась. Накануне позвонил Валентин Эдуардович и сказал, что Вадим становится в спортивной жизни Петербурга весьма заметной фигурой. А его фонду непременно нужен был для создания хорошей мины подающий надежды молодой спортсмен, любимец публики. Конечно, у него на
