Ну, конечно, когда человек без памяти, то и мечется. Хотите пить? Я вам сейчас дам.
— А решетка зачем?.. Нет, видно, сильно я безобразил, коли за решетку посадили меня, как зверя…
Он уныло опустил голову. Лицо стало грустное и хорошее.
— Посадили вас за решетку, чтоб вы не убежали, если опять будете без памяти, — только для того. Поправитесь и пойдете себе домой.
Больной вдруг спросил:
— А где моя жена?
— Дома.
— А скажите… Она жива?
— Конечно, жива и здорова.
— А ребята?
— И ребята тоже.
— Гм… — Больной нахмурился и понурил голову. — Да скажите же мне, — что такое со мною было? — Он начинал волноваться. — Я помню, я что-то сильно безобразил. Вот, вы говорите, жена моя, Дуняша, здорова… Отчего же ее тут нету?
— Никанор, какой вы, право, странный! Ведь вы же знаете, у нее в деревне хозяйство, дети, скотина. Не может же она все бросить и идти к вам. Ну, справит дела, утром и придет вас проведать.
— Утром… Нет, это вы меня обманываете!.. Что с женой? — вдруг коротко и решительно спросил он. — Я ей что-нибудь сделал? Убил ее! Не обманывайте вы меня, бога ради!
— Ну, Никанор, если вы мне не верите, то я уйду. Мне, наконец, обидно: я никогда не лгу, а вы вот мне не верите.
Больной внимательно слушал.
— Нет, нет, не уходите, я верю… Ну, а вас, барышня, я не обидел? Помнится, я вам что-то худое сделал.
— Да нет же, голубчик, ничего вы мне не сделали! Будет разговаривать, вам это вредно… Иван, сходите к смотрителю и принесите бутылку пива.
Иван вышел. Больной сидел на тюфяке, свесив голову. Лицо его побледнело, он дышал часто и поверхностно.
— Эх, вот тут больно, — сказал он и показал под ложечку: — дыхать не дает. А пить охота…
— Вот сейчас принесут пиво, вы выпьете и вам станет легче.
Срывающимся голосом он вдруг спросил:
— Скажите, барышня, я… бешеный?
Варвара Васильевна рассмеялась.
— Ну, что за глупости! Какой же вы бешеный? У вас просто горячка, больше ничего. Я сейчас пойду поить вас, — разве бы я пошла, если бы вы были бешеный?
Больной замолчал. Мутные глаза смотрели из полумрака на Варвару Васильевну. Вдруг он сказал:
— Я сейчас во всю силу буду стучать в дверь!
— Зачем?
Он вызывающе ответил:
— А чтоб Дуняша пришла!
— Я же вам говорила, сейчас ей некогда. Она придет завтра утром, а если что задержит, — в полдни уж непременно.
— В по-олдни… Ну, теперь я вижу, всё вы врете. Говорили, — утром, а теперь уж на полдни перешли!.. Нет, видно, ее в живых-то нету… Пустите меня, я к ней пойду! — крикнул он, встал и подошел к решетке.
— Ну, Никанор, если так, то прощайте! Я вам передаю ее же слова, а вы не верите. Если не верите, то нечего и толковать.
— Нет, постойте, не уходите. Вы скажите только, — придет она?
— Придет.
— Ей-богу?
— Ей-богу.
— Ну, ладно, буду ждать. А только… Коли она не придет, буду так безобразить, что… И вас не послушаю, никого! — Больной помолчал. — Коли не придет, увидите, что будет! Я попрошу вас к себе сюда… — зловеще протянул он.
— Зачем?
— А тогда узнаешь, зачем!.. Значит, вы только утешали меня, обманывали!..
Больной волновался все больше. В тоске он потер рукою под ребрами.
— Эх, как больно тут!.. Дайте мне пить! Я пить хочу.
В арестантскую на цыпочках вошел служитель Иван с бутылкою пива.
— Вот, извольте!.. — В смутном ужасе он покосился на больного и зашептал: — Только я, барышня, ни за что не пойду с вами! Хоть сейчас с места сгоните!
Варвара Васильевна спросила:
— Антон Антоныч у себя?
Она вышла с Токаревым в коридор. Токарев ощущал в спине быструю, мелкую дрожь. Он спросил:
— Но ведь бешеные, кажется, не могут пить?
— Нет, пиво им иногда удается проглотить.
По коридору шел заспанный Антон Антонович, в своих розовых воротничках и пиджаке.
— Антон Антоныч, Никанор пить просит. Не поможете ли вы мне его напоить?
Фельдшер остановился, поднял брови и забегал глазами по потолку.
— Мм-м… Знаете что? Подождемте лучше доктора, он ведь скоро придет.
— Какое же «скоро»? Он приходит в девять утра, а теперь только час ночи.
— Нет, знаете… Он сегодня раньше придет.
— Ну, Антон Антоныч, это вы сочиняете! Почему он сегодня раньше придет?.. Скажите, поможете ли мне или нет?
Антон Антоныч замялся.
— Знаете… я боюсь! А ну, как он меня укусит! С доктором хоть в огонь пойду, а без него я… извините, боюсь!
— Как хотите!.. Дело только в том, что одной трудно его напоить.
Варвара Васильевна беглым взглядом скользнула по лицу Токарева. Токарев внимательно смотрел на фельдшера и с невинным видом играл ключиком от часов.
Фельдшер помолчал и спросил:
— Ну, а если я не пойду, то что будет?
— Что будет! Ничего особенного. Пойду одна.
Фельдшер с изумлением оглядел ее.
— Ну, Варвара Васильевна… Как это — одна? Это невозможно!
— А что же я буду делать? Больной просит пить, а я стану уговаривать его ждать до утра?
Варвара Васильевна пошла назад. Фельдшер шел за нею следом.
— Барышня, вы подумайте, ведь это невозможно! Да и на что пить ему? Он все равно не выздоровеет, помрет к завтраму, — с пивом ли, без пива ли…
Варвара Васильевна, не слушая, говорила:
— Нужно будет морфия всыпать в пиво.
Она вошла в арестантскую. Фельдшер, странно сопя носом, в волнении прошелся по коридору. Подошел к Токареву, развел дрожащими руками:
— Я, знаете… не могу этого… У меня жена молодая, ребенок маленький…
И, быстро повернувшись, снова пошел по коридору. Токарев видел, как он бормотал что-то под нос и размахивал руками.
