Как восемь фей и послушник Сончжин, Наставника Юкквана ученик[93]. С тобою так же мы сошлись в любви, Как чуский властелин — с прекрасной Юй! С тобою так же мы сошлись в любви, Как танский Мин-хуан и Ян-гуйфэй![94] Прекрасней наша яркая любовь Шиповника, что вырос на песках! Любовь, любовь! Ты вся моя любовь! Любовь, любовь! Любовь, моя любовь! — Чхунхян, пройди туда! Дай посмотреть, как ты уходишь! А теперь иди сюда. Хочу увидеть, как ты приходишь! Улыбнись и пройдись мелкими шажками, дай полюбоваться твоей походкой! Мы встретились с тобой в любви! Запрятать бы нашу судьбу, но куда? Любовь родилась еще в прошлой жизни, и после смерти она не исчезнет! Вот чем ты станешь, когда умрешь.
Ты умрешь и станешь знаком в книге, Иероглифом земли и мрака, Будешь знаком женщины и девы. Я умру и тоже знаком стану, Иероглифом небес и света, Буду знаком сына и мужчины. К знаку девы сына знак припишут, Знак «любовь» из двух частей составят — В нем мы снова встретимся с тобою. О моя любовь, моя родная! Ты умрешь — тогда ты вот чем станешь: Ты умрешь и ты водою станешь. Но водой серебряной стремнины, Водопада, голубого моря, Чистого ключа, ручья как яшма Иль рекой широкой ты не будешь. Тьмы и света родником ты станешь, Неизменно, вечно полноводным, Даже в семилетнюю засуху. А когда умру я — стану птицей. Но не буду птицею-кукушкой, Журавлем лазоревым и белым, Синей птицей и тайфэн чудесной, Жившими при древних государях, — После смерти селезнем я стану, Неразлучным со своей подругой. Как взлечу над родником лазурным, — Знай, что это я опять с тобою, О моя любовь, моя родная! — Нет, не хочу я этого!
— Тогда ты будешь вот чем!
Ты не будешь колоколом в Кёнчжу, Ты не будешь колоколом в Чончжу, Колоколом в Сондо ты не будешь. Колоколом станешь ты в Чанъане, Я же — колокольным молоточком. А когда ночной порой созвездья В тридцати трех небесах заблещут, Три костра на Чильмасан погаснут, На горе Намсан огни потухнут, — В первый раз тут колокол ударит. Каждый раз, как донесется «тэн! тэн!», Люди, голосу его внимая, Только звон услышат колокольный; Нам же он совсем другое скажет: Тэн-Чхунхян и тэн-Моннён ждут встречи, О моя любовь, моя родная! — Нет, не хочу!
— Ну, тогда пусть случится так!
Ты умрешь и сделаешься ступкой, Я умру, и пестиком я стану. В год и месяц, в день и час, что были Названы «металл и обезьяна», Цзян Тайгун[95] из камня сделал ступу. Ттольккудон — по ней ударит пестик, Ттольккудон — в ушах твоих раздастся, Знай тогда, что я опять с тобою, О моя любовь, моя родная! — Не хочу, все это не нравится мне! — заупрямилась Чхунхян.
— Почему?
— Отчего это я всегда — и в этой жизни и после смерти — должна быть внизу? Так неинтересно!
— Тогда ты вот чем станешь после смерти:
На песках шиповником ты станешь, Быстролетным мотыльком я стану. Лепестки твои возьму устами, Ты же спрячь мой хоботок в свой венчик. Вешний ветерок слегка подует,
