О чем бы еще спеть? Мы с тобой любим друг друга, давай споем о нашем чувстве. Я буду петь так, чтоб везде было слово «чувство».
— Послушаю вашу песню!
— Слушай, любимая! Разве мы с тобой не любим горячо друг друга? Вот стихи о чувстве!
А вот еще о чувстве. Ханьский Гао-цзу[96] чувствовал прелесть беседки Сиюй, а сто чиновников на утренних приемах у трех глав и шести министров[97] испытывают чувство трепета. В райской земле Сукхавати только высокие чувства... Теплое чувство к родному дому жены. И друзья друг к другу чувствуют привязанность. Наконец в мятежном мире почувствовался покой! А наше с тобой чувство будет жить десять тысяч лет! Ясная луна и звезды чувствуют свет друг друга. Все в мире чувствуют небесного властелина. Беспокойство, тревога — все это чувства! Когда осуждают, тоже взывают к чувствам. У людей бывают добрые чувства... Капризы во время еды — и это от чувств! Поступишь неосторожно — почувствуешь беду! Сосновая беседка вызывает чувства. Чувствуется сразу — это управа, а это — женская или мужская части дома. Названия беседок Люблю Сосну и Небесный Аромат связаны с чувствами. Ян-гуйфэй чувствовала себя легко в беседке Исчезающий Аромат, а жены Шуня переживали чувство скорби у реки Сяосян. А вот беседки Холодная Сосна и Люблю Весну! Здесь чувствуешь благоухание распустившихся цветов. Там, где знаменитый пейзаж «Пик Кирин выплевывает луну», чувствуешь наслаждение в беседке Белые Облака. Мы встретились с тобой — и у нас появилось чувство. По правде говоря, моя душа, как сказано в «Книге Перемен»[98], — «Изначальное свершение и благоприятная стойкость...» чувств, а твоя душа вся во власти чувств! Но наши чувства слиты воедино, и если одно чувство сломается, то все мои чувства расстроятся и в душе я почувствую боль! Так пускай же наши чувства всегда будут искренними! Вот и все о чувстве!
Чхунхян осталась довольна.
— Это ваше «чувство» просто восхитительно! Только уж лучше бы вы почитали священные книги, чтоб к нам в дом пришло благополучие!
Юноша рассмеялся.
— Ты думаешь, это все? У меня еще кое-что есть. Вот послушай еще о дворцах!
— Ой, как интересно! Даже смешно! Что это еще за дворцы?
— А ты послушай! Здесь много хороших слов. Земля и Небо — это чертог великого единения двух начал. В громе и молнии, ветре и дожде — могущество знамений, и этому дворцу имя — всеединство. Пруды с вином и мясо на деревьях у иньского царя в большом дворце, а у Цинь Ши-хуана[99] был дворец Афан... Ханьский[100] Тай-цзу узнал, как получить Поднебесную во дворце Сяньян. И еще был у него дворец Чанлай. Дворец Чансинь, где жила Бань Цзеюй, и дворец Шанчунь танского Мин-хуана. Один — разлуки дворец, другой — дворец прощанья. Среди дворцов дракона есть Хрустальный, а на луне — дворец Простора и Прохлады. И у нас с тобой дворец — общий на всю жизнь!
Чхунхян засмеялась.
— Не болтайте всякую чепуху!
— А это совсем не чепуха! Теперь, Чхунхян, давай поездим друг на друге верхом!
— Вот что еще выдумали! Как это мы будем ездить верхом друг на друге? Что это за игра такая?
— Да в нее все играют в столице! Это очень просто. Ты и я по очереди будем сажать друг друга на спину и крепко обнимемся, но сначала разденемся. Вот и все!
— Ой, мне стыдно. Я не хочу раздеваться!
— Ну что за девушка! Да тут и говорить не о чем!
Он снял с себя носки, пояс, штаны и куртку и швырнул в угол.
Стоит перед ней — ладный, голый. Чхунхян глянула на него и со смехом отвернулась.
— Прямо демон явился среди дня!
— Это подходит. Слушай, под небесами у всех есть пара, давай и мы с тобой поиграем, как парочка демонов!
— Ну, тогда сперва погаси светильник.
— Что за интерес без света? Скорее... Разденься, сними это!
— Нет, я не хочу так!
Но Моннён раздел ее и начал свою игру, слившись с ней в объятиях. Будто старый тигр с зеленых скалистых гор захватил в пасть добычу, но тут же отпустил — зубов-то нет, вот и не может сожрать, только по земле таскает. Будто черный дракон — хозяин Северного моря держит в пасти драгоценную жемчужину и забавляется с ней в радужном сиянии. Словно феникс на горе Даньшань клюет бамбуковое семя и резвится среди павлоний. Так одинокий журавль на пяти озерах с орхидеей в клюве играет у хижины пяти отшельников. Его руки ласкали ее тонкую талию, и она вздрагивала от его прикосновений, он целовал ее уши, щеки, брал в рот ее розовый язычок — так горлицы соединяются клювами и воркуют парами на расписном шкафчике, изукрашенном золотом. Юноша повернул ее и с нежностью наполнил руки ее грудями, слегка сжимая их, а Чхунхян, раздетая — без кофточки, юбки и даже нижнего платья, вдруг застыдилась и убежала в угол. Моннён в томлении поглядывал на нее, лицо его горело, и жемчужинки пота выступили на лбу.
— Чхунхян, иди сюда, теперь я тебя понесу!
Но Чхунхян было стыдно.
— Ну чего ты смущаешься? Ты ведь уже все знаешь. Иди скорей, я тебя понесу!
Он посадил ее на спину и в упоении понес на себе.
— О, да ты довольно тяжелая для девушки! Тебе нравится сидеть на мне?
— Очень!
— Хорошо тебе?
