знаю, как спасти отца. Поэтому я взяла Гзорлика и сбежала…
– Откуда сбежала?
– Из Храма Богини Кан, что стоит на краю Вечной Степи. Это мамина воля была, чтобы меня туда отдали… Так вот, я сбежала, но почти в Нарлаке меня поймали бродяги. Знаешь, они спорили, как со мной поступить. Одни говорили, что надо меня продать торговцам рабами. Я, мол, красивая, за меня им много денег дадут. А другие хотели сами насиловать, пока не помру. Я лежала и думала, почему у меня лицо не в коросте, а на спине нет горба. Почему я не додумалась прикинуться уродиной или старухой, почему не сожгла себе над углями щёки и лоб…
У веннов было принято выпускать насильникам кишки. Чтобы завершали свою дерьмовую жизнь, измеряя ногами собственное дерьмо.
Бусому хотелось зарычать, поднять на загривке густую шерсть, оскалить клыки… Прыжком разметать негодяев и гнать их, гнать через лес, убивая одного за другим…
– Ты самая красивая, Таемлу, – сказал он. – Ты лучше всех…
Человеческая речь далась ему почему-то не без труда.
– Я лежала и незаметно распутывала верёвки, – продолжала Таемлу. – Меня научили ещё в Храме, это несложно… Мне надоело слушать этих обезьян, и я прыгнула вниз с крутого откоса. Там были камни внизу, и, по-моему, я их даже коснулась… – Она подняла из воды только что зажившую руку. – Смотри, к нам Гзорлик плывёт!..
– У нас, – хмуро проговорил Бусый, – глупым девкам вроде тебя одним в лес ходить не велят. Мало ли, что случится, обиды не вышло бы.
Гзорлик тряской рысью нёс их назад к дому.
– А ты меня попробуй обидь, – хмыкнула Таемлу.
– Я?.. – Бусый озадачился и смутился. – Не стану я тебя обижать…
Но Таемлу уже осадила Гзорлика и спрыгнула наземь, зелёные глаза воинственно сверкали.
– Думаешь небось, я слабая, беззащитная? Да если бы их не семеро было… А ну-ка, напади на меня! Ну? Ударь посильнее или хотя бы толкни, схвати за руку!
Бусый почесал недоумённо затылок и – ну, мол, раз просишь… – легонько толкнул девчонку в плечо.
Ему показалось, что Таемлу шагнула навстречу. Что получилось дальше, он просто не понял, он потерял равновесие и никак не мог его вернуть. Чтобы не упасть, приходилось чуть ли не бежать, бежать кругом Таемлу. И вырваться из этого круга Бусый не мог, сумел только подставить ладони, когда лёгкая рука на плече направила его в песок головой.
– Ну тебя, – поднимаясь, засопел юный венн. – Не привык я девок толкать…
– Да оно кислое, – подбоченясь, кивнула Таемлу. – Как сказала кошка, не добравшаяся до молока…
Бусый взялся отряхивать штаны… и, не кончив движения, распрямляясь, хищно и крепко сцапал Таемлу за руку. Конечно, не за ту, на которой только вчера был лубок.
Его кисть тотчас пронзила внезапная боль. Отдалась в локоть и плечо, белым пламенем встала перед глазами… Бусый ахнул, попытался спастись, взвился на цыпочки, потом неловко завалился на колени, ёрзая, растянулся на животе, уткнулся носом всё в тот же песок.
– Не помяла?.. – виновато спросила Таемлу.
Стоило ей разжать пальцы, как боль сразу куда-то исчезла. Вся, без остатка.
– Велика твоя Богиня, – невольно вырвалось у Бусого. – И милосердна, – добавил он поразмыслив.
Отец и мать
Бусый всё думал о дымке, сулившей грозу, и к вечеру решил, что не стоило терять время попусту.
– Дедушка, – подступил он к Горному Кузнецу. – Помоги мне! Пожалуйста! Кто меня у отца с матерью из рук вырвал? Как мне вспомнить?..
Отшельник внимательно посмотрел на него.
– Этого ты не сможешь вспомнить, малыш. Впрочем… Есть нити, связавшие тебя с теми, кто видел, и эти клубки можно попробовать размотать…
– Спасибо, дедушка! – поклонился Бусый.
– Погоди благодарить, – отмахнулся старик. – Лучше подумай, какие носочки ты свяжешь из ниток, которые мы размотаем, и каково тебе будет потом в тех носочках ходить. – Бусый смотрел на него, явно не понимая, и Кузнец пояснил: – Я пока не знаю, что мы увидим… Кажется мне почему-то, что сегодня тебе станет страшно. Поразмысли хорошенько, ты этого хочешь?
Бусый честно попробовал вообразить что-нибудь страшнее распяленных рёбер ещё тёплого Колояра. Не получилось.
«Если посмотреть страху прямо в глаза…»
В животе начало противно урчать. Бусый вскинул голову и ответил, постаравшись, чтобы голос прозвучал твёрдо:
– Да, дедушка. Я хочу.
К вечеру он успел убедиться, что мёртвое и разорванное тело друга – далеко не самое жуткое, что можно себе навоображать. Особенно если хорошенько порыться не только в собственных воспоминаниях, но и послушать чьи-то рассказы. Вот его отец рубится один против десяти, и звероподобные, обросшие рыже-бурой шерстью разбойники наносят ему рану за раной. Или всё не так, отцу в живот попала стрела, и он корчится, глотает кровь и ползёт по земле, и никак не может доползти туда, где бьётся и кричит в руках у нелюдей мать…
«Я отомщу за вас. Я за вас отомщу…»
Одновременно с глазами Бусый распахнул рот для возмущённого крика:
«Не-е-ет! Я хочу знать его судьбу! Я хочу знать…»
Но не закричал, потому что увидел лицо Горного Кузнеца. Старик сидел крепко зажмурившись, его губы дёргались, а по лбу и вискам стекал пот. Бусый понял, что распутывание ниточек давалось ему огромным трудом.
– Мама, – прошептал мальчик. – Дедушка, ну пожалуйста…
К его удивлению, новое видение возникло совсем легко. Похоже, выводившая к нему нить оказалась короче. Или содержала гораздо меньше узлов.
