Выстрелы уже гремели. Охотники с нетерпением ожидали своей очереди. Ведь, кроме почета и всеобщего признания, победитель в соревновании получит примус, банку керосина и десять пачек патронов!
С замиранием сердца каждый прицеливался а свою бутылку. Ружейный гул наполнял сердца охотников радостью. Уже отгремело свыше трехсот выстрелов, как бы салютуя новому празднику на этих холодных берегах.
Парни бегают к бутылкам и громко выкрикивают имена охотников, попавших в цель. Волнение все более и более охватывает людей.
— Айе, — вдруг сказала Тыгрена, — пожалуй, давай мне ружье.
— Бери, бери! — Айе с радостью подал ружье. — Ваамчо попал только два раза, а нужно три.
Садясь на снег, Тыгрена посмотрела на Ваамчо и, смеясь, сказала:
— Эх ты, Ваамчо! Примус потерял.
Ваамчо смутился и промолчал.
Раздался выстрел Тыгрены, и Айе стремительно побежал проверить.
— Есть, есть! — радостно кричал он. Айе отступил от бутылки на шаг и закричал: — Стреляй еще!
— Уйди подальше. Дрогнет рука — беда будет! — крикнул кто-то из толпы.
— Стреляй, стреляй, Тыгрена! — настойчиво кричал Айе, веря в глаз Тыгрены, как в свой.
После второго меткого выстрела Айе схватил бутылку и, на весу подставляя донышко ее, крикнул:
— Так стреляй, Тыгрена! В руке пусть будет бутылка!
Тыгрена молча опустила ружье.
— С ума сошел этот парень! — с укоризной сказал Ильич. — Заставьте его положить бутылку на снег.
Раздался третий выстрел — и пуля прошла мимо цели.
— Глаз испортил мне Айе, — недовольно сказала Тыгрена.
Ваамчо сочувственно улыбнулся ей.
В полдень начался бег на собаках. Десятки нарт стояли наготове в один ряд. Псы скулили и нетерпеливо рвались вперед.
Они запряжены по-праздничному: не длинной вереницей, а веером. В корню каждой упряжки по четыре собаки, дальше — по три, потом — по две, и впереди — вожак. У всех по десяти собак. В такой упряжке их можно нахлестывать кнутом.
С возрастающим возбуждением громко переговаривались люди, бурно взмахивали руками, спорили, стараясь предугадать исход состязания.
Ильич суетился около нарты своего сына Эрмена, торопливо перепрягая собак с одною места на другое, и давал последние указания. Наконец он дернул вожака за ухо и отбежал в сторону.
Кому не захочется получить такой приз, как новый винчестер и двадцать пачек патронов? Правда, есть второй и третий призы, но все это по сравнению с ружьем мелочь: куль муки, отрезы ситца, табак и разные незначительные вещи.
— Ну как, Ильич? — весело спросил Лось.
Старик лукаво, но с уверенностью подмигнул, еще раз побежал к вожаку и поправил на нем алык.
— На какую упряжку ставите, Андрей Михайлович? — спросил доктор.
— Я ставлю на Айе.
— А я — на Ярака.
— Ого-ого! Хитер пошел народ, — сказал Лось. — У Айе упряжка Алитета, у Ярака — Томсона.
— Не хотите ли принять участие, Никита Сергеевич, в этом тотализаторе? — спросил доктор.
— Хочу! Я ставлю на Эрмена.
Андрей рассмеялся.
— У него же кошки, а не собаки, Никита Сергеевич.
— Не беспокойся. Смеяться последним буду я. Хочешь условие?
— Какое?
— Придет первым Эрмен — ты отдаешь своего Рыжика. Если Айе — возьмешь любую собаку из моей упряжки.
— Согласен, — сказал Андрей, — но только мне жалко тебя: проиграешь.
— Цыплят считают по осени. Ну, так как? По рукам?
— Идет. Можно давать сигнал!
Андрей выстрелил из винчестера, предназначенного на первый приз.
С шумом, криком, гиканьем, размахивая кнутами, наездники устремились вперед. Одна упряжка, не успев отъехать, запуталась; каюр под общий хохот вскочил с нарты, быстро распутал собак и, злобно нахлестывая их, помчался вдогонку. Но вот из-за холма показались первые нарты. Толпа пришла в движение. Все зрители исступленно закричали, взмахивая рукавицами, шапками, будто сами мчались на нартах:
— Ярак! Ярак!
— Айе! Айе!
Как и следовало ожидать, эти две упряжки сильных, рослых псов мчались впереди всех. Собаки бежали рядом вскачь, сверкая обезумевшими, злыми глазами. Стоило одной упряжке хоть немного выдвинуться вперед, другая вырывалась вслед за ней, тут же настигала ее.
В решительный момент Айе привскочил на колени и резко хлестнул собак. Упряжка быстро вышла вперед. Собаки Ярака рванули и с ходу бросились на упряжку Айе. Визг, лай, замелькали клыки. Псы рвали друг друга, не чувствуя ударов кнута.
Ярак и Айе с силой торопливо растаскивали их.
Держась сторонкой, мимо них стремительно промчался Эрмен. Он стоял на нарте без шапки и, ухватившись за баран, ожесточенно нахлестывал своих не очень видных псов.
Толпа неистовствовала.
Ильич бросил рукавицу на снег, сорвал шапку и истошным голосом завопил:
— Давай! Давай! Эрмен, давай!
Вместе со стариком, взмахивая рукой и топая ногой, кричал и Лось.
Эрмен подкатил первым. Вслед за ним прискакал и Ваамчо.
Запыхавшись, Лось прибежал к Андрею и сквозь смех проговорил:
— Андрюшка! Рыжик с тебя!
Ильич гладил вожака, растянувшегося с высунутым горячим языком. Эрмен тоже лежал на снегу и вытирал потное лицо.
— Я так и знал. Чарли подерется с Алитетом. Я не сказал парням, чтобы они не ехали рядом. Им есть чему поучиться у стариков, — сказал Ильич, довольный своей хитростью.
До позднего вечера продолжались всевозможные состязания: бег молодых охотников, бег девушек, поднимание тяжестей, борьба. Все свои производственные праздники — «Убой моржа», «Китовый праздник», «Поднятие байдар» — страстные любители состязаний, охотники всегда сопровождают испытанием силы, ловкости, выносливости.
Никогда еще не было таких состязаний, как в этот день около больших деревянных русских яранг. Этот новый праздник, рожденный Октябрьской революцией, был праздником новой жизни, всенародной радости, впитал в себя все лучшее из созданного чукотским народом и придал всеобщее радостное настроение.
Старик Ильич, прищурясь, внимательно вслушивался в то, что говорил «мешочный» человек.
Доктор Петр Петрович разъяснял условия нового вида состязаний — бег в мешках. Его окружила толпа. Принесли сорок мешков.
Ильич вдруг подвинулся вперед и попросил мешок. Влезая в него, он улыбнулся.
— Забыл то время, когда по бегам никто не мог опередить меня. Собирался умирать, не испытав больше счастья и радости участника состязаний. Ан нет! Теперь вижу я, что и мне придется лезть в
