землю. Толпа шумно хохотала. Некоторые смеялись до слез, не представляя себе, как это Чими поедет на этом рогатом, который, оказывается, без поддержки и стоять не умеет.
— Совсем непослушный, — серьезно сказал старик Тнаыргын.
— Ты, Чими, возьми кнут. Попробуй его кнутом, — послышался другой голос.
Толпа хохотала.
— И ленивый вдобавок, — продолжал Тнаыргын, показывая на него пальцем. — Видишь, ты только хочешь сесть на него, а он ложится. Молодой, должно быть, необъезженный.
Велосипед привлек такое внимание, создал такое праздничное настроение, что, казалось, более веселого дня на культбазе не было.
— Ну, Чими, давай, я тебе покажу, как нужно ездить, — предложил Николай Павлович, уже освоившийся с народом.
Он легко вскочил на велосипед и помчался вперед по узенькой тропинке. Толпа с невообразимым шумом и криком ринулась за велосипедистом. Впереди всех бежал довольный, сияющий Чими.
И когда они вернулись обратно, Тнаыргын, посмеиваясь, сказал:
— Чими! Этот железнорогий — русский. Он и слушается только русского. А тебя не слушается.
Чими впервые выразил непочтительность к старику. Он провел рукой под носом и ничего не ответил.
Долго Чими объезжал своего «железнорогого». Пот катил с него градом. На щеке уже был синяк, но Чими не отступал. Он уже испытал сладость поездки на нем. Метра два он проехал, хотя и ушиб сильно ногу.
Часа три трудился Чими, и все это время толпа не отходила от него. Наконец, как-то враз, сам не ожидая того, Чими уловил секрет езды и под шумные восторги сородичей покатил.
Еще бульшая толпа побежала за ним. Собака его, лежавшая около больницы, вскочила, с визгом и лаем пустилась вдогонку за хозяином. Высунув язык, она бежала рядом, не в силах обогнать необычного конкурента. Вдруг собака смаху кинулась на велосипед. Раздался пронзительный визг, и Чими хлопнулся на землю. Одна спица вылетела, и пес, похрамывая и сверкая злобными глазами, на трех ногах, с поджатым хвостом шарахнулся в сторону.
Даже старик Тнаыргын, семеня ногами, подбежал к месту аварии. Велосипед лежал на земле, окруженный толпой, а Чими, истекающий потом, неумело пытался приладить спицу.
Тнаыргын протискался сквозь толпу и, низко нагнувшись, разглядывая велосипед, сказал с жалостью:
— Какомэй! Укусила его!
31 АВГУСТА
Август, сентябрь, а иногда и октябрь — лучшее время для охоты на моржей. Это страдная пора на Чукотке. В это время все взрослое население много работает. Детвора целые дни проводит на берегу в ожидании возвращения охотников с добычей. Вельботы часто подходят к берегу, наскоро выгружают моржей и снова уходят в море. Юноши уже считают себя настоящими охотниками, и все они в вельботах.
На протяжении первых лет школа осенью не начинала занятий вовремя. Ни на родителей, ни на ребят не действовали в период охоты на моржа никакие постановления рика.
Но в этом году двери школы откроются, как и везде, первого сентября. Завтра в классах должна начаться нормальная жизнь. Поэтому здания школы выглядят нарядно как внутри, так и снаружи.
Николай Павлович, по примеру сахалинской школы, соорудил на берегу специальную арку. На длинном красном полотнище издали видна надпись: «Добро пожаловать, дорогие друзья!»
Большой колхозный коллектив настроен по-праздничному. Особенно взволнована Татьяна Николаевна. У нее совсем необычные переживания.
— Раньше мы собирали учеников зимой. Они приезжали к нам на собаках. Теперь ждем их с моря, — говорит она.
Часто она выбегает на берег и смотрит: не покажутся ли вельботы из-за мыса? Она до сих пор не может отделаться от привычных сомнений и невольно думает: «А вдруг не приедут сегодня? Вон и море волнуется».
Возвращаясь с берега, она встречает Чими, который, разогнав своего «железнорогого», катит по улице, положив ноги на руль. Это — высший класс езды. Чими успел уже в совершенстве овладеть ездой на велосипеде. Мельком взглянув на учительницу, он скорчил довольную гримасу и прокатил мимо.
— Чими, Чими, подожди! — кричит она.
Чими опускает ноги и ловко слезает с машины. Взявшись за руль, он стоит рядом с велосипедом, торжествующий, важный.
— Чими, что же ты не работаешь?
— Отпуск со вчерашнего дня. На пятнадцать дней, — весело говорит он.
— Чими, в такую погоду по морю можно на вельботах плавать?
— Здесь можно, — показывает он на залив, — а там, за мысом, большая волна.
Чими и не подозревает, почему погода интересует учительницу. Ему нет никакого дела до начала занятий, тем более теперь, когда осуществилась его давнишняя мечта. Ведь слух о его «железнорогом» пронесся по всему побережью. Чими — в центре внимания. Скоро он поведет его по мокрой тундре в свой родной поселок, да по пути еще покатается в других селениях! Правда, кататься там плохо. Поселки стоят среди камней. Ну, да это ничего. Чими всегда найдет метров пять подходящей дороги. Да по такому случаю, пожалуй, само население растащит камни в сторону.
Чими разговаривает с Татьяной Николаевной односложно, занятый своими мыслями.
— Шкуна идет, — безразлично говорит он и, вскочив на велосипед, катит в обратную сторону.
Не оглядываясь, он с тем же безразличием кричит:
— Учеников везут!
Чукчи — прирожденные моряки. Но выходить в море, когда предвидится шторм, они не любят. Лишь крайние обстоятельства заставляют их сделать это.
Однажды я сказал Ульвургыну, что мне очень срочно нужно выехать по важному делу. Стояла хорошая осень, и море было на редкость спокойное. Но Ульвургын сказал мне:
— Только плохо будет там, впереди.
Я усомнился в его прогнозе и, показывая на море, сказал:
— Смотри, какое оно спокойное. Как озеро.
— Да. Но потом будет плохо в пути.
Я не настаивал на выезде.
Однако спустя немного времени я увидел, как с берега сталкивали вельбот.
— Что такое, Ульвургын? Куда собираются?
— Тебя везти, — ответил он.
— Можно разве?
— Пускай можно.
Ульвургын был старшим на вельботе и сразу сел за руль. Вельбот шел хорошо, мотор работал бесперебойно. Через пять часов мы подошли к скалистому побережью. И только теперь я заметил легкое волнение моря. Впрочем, я не придал этому никакого значения.
А еще через час мы попали в такой шторм, забыть который никогда нельзя. С одной стороны — скалы, с другой — бушующие волны. Всякие разговоры прекратились. По бортам на тоненьких палочках вытянули брезентовую ленту высотою в треть метра. Этот легкомысленный фальшборт вызывал у меня горестное чувство. Единственно чем он меня радовал — это тем, что, сидя на дне вельбота, я не видел кипевшего моря.
