Меня охватывает ужас, и я чувствую, как выступает холодный пот. Я хорошо знаю, что собаки, завидев пролетающего ворона, стремглав бросаются с дороги в его сторону. Или когда на пути попадается куропатка, они, теряя рассудок, кидаются за ней и долго не могут остановиться, хотя она уже и взлетела.
Мы подъезжаем к уткам. Они не боятся нас и не взлетают. Вот они совсем уже рядом. Я слежу за собаками и одно мгновение почти готов спрыгнуть с нарты назад. Собаки мельком бросают взгляд на уток и опять, опустив низко головы, словно обнюхивая дорогу, идут вперед. Вожак щелкает зубами и вдруг пристальнее, чем нужно, засматривается на уток.
— Нынкай! — предостерегающе кричит Ульвургын.
Мальчик-Нынкай опускает голову и больше не смотрит на уток. Собаки и сами понимают опасность положения, но инстинкт все же заставляет их изредка посматривать на плавающую птицу.
Вдруг утки нырнули и скрылись в воде.
Вскоре мы выехали на пологий берег ущелья. Здесь, по другую сторону ущелья, припая уже не было. Чуть заметное дыхание моря около скал нежно шевелило кружевную пену.
Поднявшись по ущелью в горы, мы остановились.
— Какой человек Ульвургын? — спрашивает он и тут же отвечает: — Ульвургын есть человек… У-у, какой человек! Мимо смерти идет, посмеется ей в лицо и пройдет дальше.
И среди нагроможденных гор, ослепительно белых от снега, мы оба хохочем.
ТАНЯ-КАЙ ПРОХОДИТ МИМО СМЕРТИ
Спустя некоторое время после нашего отъезда с культбазы выехала вторая нарта. В нее было запряжено четырнадцать лучших собак из питомника. Хорошо откормленные, веселые псы рвались в дорогу. На нарте, одетая в оленьи меха, сидела Татьяна Николаевна, собаками управлял Таграй. В задней части нарты стояли кинопередвижка и железный ящик с кинолентами.
Таграй знал и видел с горы, где Ульвургын переезжал залив. И теперь собаки его мчали вдоль берега к тому же месту. Дорога по льду была настолько заманчива, что, не доезжая до места, где Ульвургын свернул на лед, Таграй подал собакам команду, и они, как ветер, круто свернув вправо, побежали по чистому, гладкому льду.
— Как хорошо, Таграй! Быстро! — сказала Татьяна Николаевна.
Таграй прикрикнул еще на собак, и они, выпуская когти, помчались во весь дух. В одно мгновение, казалось, они проскакали половину пути.
— Как жаль, что скоро кончится эта замечательная дорога, — проговорила Татьяна Николаевна.
Она взглянула вперед, на противоположный берег. Он был уже совсем близко, Татьяна Николаевна оглянулась назад. За холмом скрылись дома культбазы. Мороз щипал щеки, и Татьяна Николаевна натянула на голову капюшон кухлянки.
— Смотри, Таграй, как далеко мы уже отъехали.
Довольный поездкой на хороших собаках, он с сияющим лицом оглянулся и стал говорить:
— Наверно, мы едем со скоростью в двадцать километров. Весь залив за полчаса проскачем.
Вдруг нарту словно кто-то осадил. Собаки остановились. По всем направлениям побежали трещины, лед заколыхался, и нарта стала опускаться в воду.
Татьяна Николаевна замахала руками, закричала, цепляясь за нарту. Ее охватил ужас. Барахтаясь в воде, она наткнулась на что-то твердое, что не тонуло под ее рукой. В одно мгновение Таня поняла, что это бревно. Сделав усилие над собой, она вскинула руку, согнула ее в локте и повисла. Потом осторожно повернула голову в сторону. Глазам представилась жуткая картина. Из длинной упряжки собак последние пары по брюхо были в воде. Ноги их ушли под битый тонкий лед и они как бы лежали на животах, беспомощно поглядывая в сторону. Нарта под тяжестью кинопередвижки стояла почти вертикально, высовываясь из воды передней частью полозьев.
Татьяна Николаевна закрыла глаза и вспомнила о Таграе.
«Где он? Неужели пошел ко дну? Ведь никто из чукчей ни секунды не может продержаться на воде», — подумала она.
Она открыла глаза и опять увидела собак, которые пытались вытащить нарту. Но лапы передних скользили по льду, и собаки не в силах были продвинуться вперед ни на шаг. Упряжка связывала их всех. Псы тоскливо заскулили. Учительница опять закрыла глаза, чтобы не видеть ничего, но какая-то сила вновь подняла отяжелевшие веки. И тогда она увидела, как передние четыре собаки отгрызали ремни. Она позавидовала им.
— Жить, жить! — прокричала Таня.
И этот крик подбодрил ее. Она увидела, как четыре собаки, отделившись, побежали к берегу.
«Хорошо. Это очень хорошо. Теперь собаки прибегут, и там поймут, что случилась беда. Хорошо. Пусть только бегут скорее. Хорошо, что вода не проникла еще через одежду. Я не шевельнусь и буду висеть на этом бревне хоть целый день, лишь бы жить».
И опять на мгновение она закрыла глаза. Потом взглянула на собак.
«Глупые! Почему же и вы не отгрызаете ремни?» — подумала она.
Между тем, когда нарта пошла в воду, Таграй шарахнулся в другую сторону и, как пуля, стремительно скользнул по льду на животе.
Он развел руки и ноги в стороны и по-звериному медленно стал уползать. Не понимая всего происшедшего, он полз, полз.
И, только когда пришел в себя, остановился и осторожно, словно опасаясь чего-то страшного, повернул голову назад.
«Только собаки…»
Ползком он сделал круг и повернул в сторону собак.
«Нет, не только собаки. Вон ясно видна голова в меховом капюшоне. Что такое? Таня-кай висит на том бревне, на которое налетела нарта».
Сердце учащенно забилось.
Таграй приподнялся на руках, как тюлень на ластах, и, задрав голову, крикнул:
— Держись, Таня-кай!
Этот крик затерялся в ледяном просторе. Учительница насторожилась, но тут же заключила, что это ей показалось.
— Таня-кай, я здесь! Держись! — крикнул еще раз Таграй.
Теперь она ясно слышала Таграя. Хотелось повернуться на голос, но всякое лишнее движение могло привести к беде. Она заставила себя отказаться от радости увидеть Таграя и ответила:
— Держусь!
Одежда стала тяжелее. Тане опять показалось, что это была галлюцинация и голос Таграя не был его голосом.
— Таграй! — крикнула она, проверяя себя.
— Я здесь. Держись!
Теперь несомненно — это был Таграй! Ощущение беспомощности исчезло. Таню охватила радость. Прибавилось сил.
Таграй развязал свой пояс и посмотрел на него. «Какой короткий», — подумал он и пополз к учительнице.
Но едва он приблизился к ней, как лед треснул, закачался, и Таграй, как гусеница, на животе быстро подался назад.
Мокрый от пота, он уползал все дальше и дальше, а трещина, как живая, гналась за ним.
Когда нарта Таграя вылетела на лед, Андрей Андреевич, проезжая по горам, остановил своих собак и в бинокль стал рассматривать упряжку, переезжавшую залив.
