Петроний стал внимательно смотреть на красивое лицо мальчика, на его голубые глаза и черные волнистые волосы.
— Откуда ты родом, мальчик?
— Я из Галилеи, господин.
— Ты хочешь, чтобы Лигия была на свободе?
Мальчик поднял глаза к небу:
— Я готов был бы ради этого отдать свою жизнь.
Виниций кончил молиться и обратился к Назарию:
— Скажи сторожам, чтобы они положили ее в гроб как мертвую. Возьми себе помощников, которые вынесут ее с тобою ночью из тюрьмы. Поблизости ты найдешь лектику с людьми, которые будут ждать вас. Им отдайте гроб. Сторожам обещай столько золота, сколько каждый сможет унести в своем плаще.
Пока он говорил, лицо его потеряло мертвенное выражение, в нем проснулся солдат, которому надежда вернула прежнюю энергию. Назарий вспыхнул от радости и, подняв руки, воскликнул:
— Пусть Христос исцелит ее, потому что она будет на свободе!
— Думаешь, сторожа согласятся? — спросил Петроний.
— Они, господин? Конечно, лишь были бы уверены, что их не встретит жестокая кара и мучения!
— Да! — сказал Виниций. — Сторожа готовы были согласиться на ее бегство, тем более они позволят вынести ее как мертвую.
— Правда, есть там человек, — сказал Назарий, — который каленым железом пробует тела, действительно ли это мертвецы. Но он берет несколько сестерций за то, чтобы не касаться лица, и, наверное, возьмет золотой, чтобы коснуться гроба, а не тела.
— Скажи ему, что он получит полный кошелек золотых, — сказал Петроний. — Но сможешь ли набрать верных товарищей?
— Сумею найти таких, которые за деньги готовы продать жен и детей.
— Где ты возьмешь их?
— В самой тюрьме или в городе. Сторожа, если им заплатить, впустят кого угодно.
— В таком случае ты проведешь в качестве наемника меня, — сказал Виниций.
Но Петроний стал решительно советовать, чтобы он не делал этого. Преторианцы могли узнать его даже переодетого, и тогда все пропало бы.
— Ни в самой тюрьме, ни около, — говорил он. — Нужно, чтобы и цезарь, и Тигеллин были убеждены, что она действительно умерла, иначе тотчас снаряжены будут поиски. Подозрения можно усыпить лишь тем, что, когда ее вывезут в Альбанские горы или в Сицилию, мы останемся в Риме. Через неделю или две ты заболеешь, позовешь врача, который лечит Нерона и который велит тебе ехать в горы. Тогда вы соединитесь, а потом…
Он задумался и, махнув рукой, кончил:
— Потом, может быть, настанут другие времена.
— Пусть Христос сжалится над ней! — сказал Виниций. — Ты говоришь о Сицилии, а ведь Лигия больна и может умереть…
— Мы поместим ее пока ближе. Ее вылечит воздух, только бы ее вырвать из тюрьмы. Неужели нет у тебя в горах арендатора, на которого ты мог бы вполне положиться?
— Есть! Конечно есть! — воскликнул Виниций. — Около Кориоли в горах живет верный человек, который носил меня на руках, когда я был ребенком, и который любит меня до сих пор.
Петроний подал ему таблички.
— Напиши ему, чтобы он приехал завтра в город. Нарочного пошлю сегодня же.
Он позвал старшего раба и сделал нужные распоряжения. Через несколько минут раб скакал на коне по направлению к горам.
— Мне хотелось бы, чтобы Урс сопровождал ее в пути. Я был бы спокойнее.
— Господин, ведь Урс человек необыкновенной силы, он выломает решетку и пойдет за Лигией. Есть в тюрьме одно окно, очень высокое, под которым не стоит стража. Я принесу Урсу веревку, остальное он сделает сам.
— Клянусь Геркулесом! — воскликнул Петроний. — Пусть он бежит, как ему угодно, но не вместе с ней и не через день или два после, потому что по его следам найдут и ее. Неужели вы хотите погубить себя и ее? Я вам запрещаю говорить ему что-нибудь о Кориоле, иначе умываю руки.
Оба признали справедливость его слов и замолчали. Потом Назарий стал прощаться, обещая прийти на другой день утром.
Со сторожами он надеялся договориться этой же ночью, но раньше хотел зайти к матери, которая в это страшное и беспокойное время очень боялась за сына. Подумав, он решил не искать в городе помощника, а найти и подкупить одного из тех, которые выносили мертвецов из тюрьмы. Перед уходом он задержался и, отведя в сторону Виниция, сказал ему шепотом:
— Господин, я не скажу о нашем плане никому, даже матери, но апостол Петр обещал прийти к нам из цирка, и ему я расскажу все.
— В этом доме можешь говорить свободно, — сказал Виниций. — Апостол был в цирке с людьми Петрония. Впрочем, я сам пойду с тобой.
Он велел подать себе темный плащ, и они вышли.
Петроний глубоко вздохнул.
'Я хотел, — говорил он себе, — чтобы она умерла, потому что для Виниция это был бы меньший ужас. Но теперь я готов пожертвовать золотой треножник в храм Эскулапа за ее выздоровление… Ах, Меднобородый, ты хочешь устроить себе зрелище из страданий влюбленного! И ты, Августа, раньше завидовала красоте девушки, а теперь готова жестоко мучить ее за то, что погиб твой сын… Ты, Тигеллин, хочешь погубить ее на зло мне!.. Посмотрим! Я говорю вам, что не увидите вы ее на арене, потому что или она умрет своей смертью, или я вырву ее у вас, как вырывают кость у собаки… И я вырву ее так, что вы не заметите этого, а потом всякий раз, как взгляну на вас, подумаю: вот глупцы, которых провел Петроний!..
И, довольный собой, он перешел в триклиний, где вместе с Евникой стал ужинать. Лектор читал им во время трапезы идиллии Феокрита.
Ветер гнал тучи со стороны Соракта, и внезапная буря возмутила покой тихой летней ночи. Время от времени громыхал гром и эхо проносилось по семи холмам Рима. Петроний и Евника слушали прекрасные стихи, которые на напевном дорическом наречье прославляли любовь пастухов. Потом, успокоенные, они стали готовиться к сладостному отдыху.
Но раньше пришел Виниций. Петроний, узнав о его возвращении, вышел к нему.
— Ну что, — спросил он, — не придумали ли вы чего-нибудь нового?.. Пошел ли Назарий в тюрьму?
— Да, — ответил молодой трибун, расчесывая мокрые от дождя волосы. — Назарий пошел договариваться со сторожами, а я виделся с Петром, который велел мне молиться и верить.
— Прекрасно. Если все пойдет хорошо, то на следующую ночь можно будет ее вынести из тюрьмы…
— Арендатор с людьми должны явиться рано утром.
— Это недалеко. Теперь ты должен отдохнуть.
Но Виниций, войдя в свою спальню, опустился на колени и стал молиться.
На заре прибыл из Кориолы арендатор Нигер, он привел с собой мулов и четырех верных рабов, которых из предосторожности оставил в Субурре.
Виниций, не спавший всю ночь, вышел встретить его. Тот при виде своего господина растрогался и стал целовать его руки и глаза, говоря:
— Мой дорогой, ты болен или горе выпило кровь из твоего лица, потому что я едва узнал тебя.
Виниций увел его во внутренний портик и там посвятил в свою тайну. Нигер слушал с напряженным вниманием, и на его суровом, загорелом лице видно было большое волнение, которого он не старался даже побороть.
— Значит, она христианка? — воскликнул он.
И он пытливо стал всматриваться в лицо Виниция, а тот, угадав, по-видимому, о чем его вопрошает
