след Заглобы. На обобранного Заглобой деда он не мог наткнуться, потому что тот уже ушел по течению Казанлыка да, наконец, он до того был напуган, что скрывался в тростниках, как лисица.
Между тем прошли еще сутки, а так как езда в Васильевку тоже заняла два дня, то Заглоба выиграл много времени. Что было делать? В эту трудную минуту Богуну пришел на помощь есаул, старый степной волк, проведший всю свою жизнь в преследовании татар по Диким Полям.
— Батьку, — сказал он, — они бежали в Чигирин, и умно сделали, так как выиграли много времени, — но когда узнали от Плесневского о Хмеле и желтоводской битве, то переменили путь. Ты, батьку, сам видел, что они свернули в сторону с дороги.
— В степь?
— Я бы их нашел в степи, но они пошли к Днепру, чтобы попасть к гетманам, и, значит, пошли или на Черкасы, или на Золотоношу, или на Про-хоровку; а если к Переяславу, чего не думаю, то и там их отыщем. Нам бы, батьку, следовало послать одного в Черкасы, а другого в Золотоношу, по чумацкой дороге, и, если можно, скорей, а то, если переправятся через Днепр, уйдут к гетманам, или же их схватят татары Хмельницкого.
— Так ступай в Золотоношу, а я поеду в Черкасы.
— Добре, батьку.
— Только смотри хорошенько, это хитрая лиса.
— Так и я хитрый, батьку!
И, выработав такой план погони, один повернул к Черкасам, другой — к Золотоноше. Вечером старый есаул Антон добрался уже до Демьяновки. Село было пусто, в нем остались только одни бабы, а мужчины ушли за Днепр, к Хмельницкому. Увидав вооруженных людей и не зная, кто они, бабы запрятались по овинам. Антону пришлось долго искать, прежде чем удалось найти одну старушку, которая уже ничего не боялась, даже татар.
— А где мужики? — спросил ее Антон.
— Почем я знаю, — ответила она, показывая свои желтые зубы.
— Мы казаки, маты, не бойтесь, мы не от ляхов.
— Ляхов? Чтобы их черт взял!
— Вы, значит, за нас?
— За вас! — старуха подумала с минуту. — Да, чтоб вас чума задушила!
Антон не знал, что делать, как вдруг заскрипела дверь и на двор вышла молодая, красивая женщина.
— Эй, молодцы, я слыхала, что вы не ляхи, а казаки?
— Да.
— Вы от Хмеля?
— Да.
— Не от ляхов?
— Нет.
— А почему вы спрашивали про мужиков?
— Да так спросили, пошли они или нет.
— Пошли уже, пошли!
— Слава богу! А скажи мне, молодица, не бежал ли тут один шляхтич с дочкой?
— Шляхтич? Лях? Я не видала…
— А никого здесь не было?
— Был дид. Он уговорил мужиков идти к Хмелю в Золотоношу и сказал, что сюда едет князь Ерема.
— Куда?
— А сюда. А отсюда пойдет на Золотоношу.
— И этот дид подговорил мужиков к бунту?
— Да.
— Он был один?
— Нет, с немым мальчуганом.
— А каков он из себя?
— Кто?
— Дид.
— Ой, старый, он играл на торбане и плакался на панов. Но я его не видела.
— И это он подговорил мужиков? — повторил Антон. — Гм! Ну оставайтесь с Богом, молодица!
— С Богом!
Антон глубоко задумался. Если б этот дид был переодетый Заглоба, то зачем он подговаривал мужиков идти к Хмельницкому? Да откуда наконец он достал бы платье и куда сбыл лошадей? Но, главное, зачем ему было подговаривать мужиков и предупреждать их о приходе князя? Шляхтич, во всяком случае, не предупреждал бы их и прежде всего сам скрылся бы у князя. А если князь идет к Золотоноше, что, однако, неправдоподобно, то он непременно отомстит за Васильевку. И Антон вздрогнул, увидав в воротах новый кол, который напомнил ему о страшной казни.
Нет, это был настоящий дид, и незачем ехать к Золотоноше. Разве только бежать туда? Но что делать тогда? Ждать, — пожалуй, приедет князь, а идти к Прохоровке и за Днепр — значит попасть к гетманам.
Старому степному волку стало тесно в широкой степи. Волк-казак наткнулся на лису-Заглобу.
Но вдруг он ударил себя по лбу.
— А почему этот дид повел мужиков в Золотоношу, за которой находится Прохоровка, а далее, за Днепром, гетманы и весь коронный обоз?
Антон, будь что будет, решил ехать в Прохоровку и, если услышит на берегу, что на другой стороне стоят гетманские войска, то, конечно, не переправится, а пойдет вниз по реке и около Черкас соединится с Богуном. Притом же дорогой услышит что-нибудь о Хмельницком. Антону было уже известно со слов Плесневского, что Хмель занял Чигирин, выслал Кривоноса против гетманов, а сам с Тугай-беем должен двинуться вслед за ним. Как опытный и знакомый с местностью воин, Антон был уверен, что битва уже произошла. Нужно было узнать, чего держаться. Если Хмельницкий разбит, то гетманские войска рассыпались по всему Заднепровью и тогда нечего искать Заглобу. А если Хмельницкий разбил ляхов? Антон, впрочем, не очень-то верил этому, — легче победить сына гетмана, чем самого гетмана, легче разбить отряд, чем целое войско.
'Ну, — сказал про себя старый казак, — лучше бы наш атаман подумал о своей шкуре, чем о девушке. Под Чигирином можно бы переправиться через Днепр, а оттуда уйти на Сечь. Тут, между князем и гетманами, трудно будет усидеть ему'.
И, раздумывая таким образом, он быстро подвигался со своими казаками к Суде, через которую думал переправиться за Демьяновкой и добраться до Прохоровки. Наконец они доехали до Могильной, расположенной над самой рекой. Тут судьба улыбнулась ему; хотя Могильная была пуста так же, как и Демьяновка, но он застал там паром и перевозчиков, которые переправляли мужиков, бегущих за Днепр. Заднепровье не смело еще восстать открыто, но все жители деревень, усадеб и слобод бежали к Хмельницкому, чтобы стать под его знамена. Весть о желтоводской победе облетела все Заднепровье. Дикий люд его не мог спокойно сидеть, хотя там никто не притеснял их. Князь, суровый только к бунтовшикам, для мирных жителей был настоящим отцом. Но люд этот только недавно превратился из разбойников в мирных поселян, а потому тяготился существующим порядком и бежал гуда, куда его манила надежда на свободу. Из деревень к Хмельницкому бежали даже бабы; в Чебановке и Высоком ушло все население, которое сожгло за собой деревни, чтобы некуда было возвращаться, а где оставалась хоть горсть людей, то и те спешили вооружиться.
Антон начал расспрашивать, нет ли каких вестей из Заднепровья. Но полученные им известия были противоречивы и неясны; одни говорили, что Хмель бьется с гетманами, другие, что он уже побит. Какой-то мужик, бежавший в Демьяновку, рассказывал, что гетманы взяты в плен. Перевозчики подозревали, что это — переодетый шляхтич, но не посмели задержать его, так как слышали, что недалеко княжеские войска, а страх преувеличивал их число в глазах мужиков и представлял их вездесущими; не было ни одной деревни,
