— Слышать я больше не хочу об этом пане Кмицице! — возбужденно говорил Володыевский. — Где только этот человек ни покажется, за ним трупы остаются, точно зараза прошла. Довольно этого! Теперь мы с ним квиты, и у нас с ним новые счеты, он мне столько народу перепортил, на лучших солдат напал!.. Я это ему попомню при первой же встрече…
— Правду говоря, не он на них напал, а они на него, он в самом темном углу сидел, чтобы они его не узнали, — сказал Жендзян.
— А ты, вместо того чтобы моим людям помогать, еще за него заступаешься! — с гневом сказал пан Володыевский.
— Я по справедливости… А что касается помощи, мои хотели помогать, да несподручно было, в суматохе они не знали, кого бить и за кого заступаться, за это им самим влетело. И если я сам ноги унес и возы увез, так это только по великодушию пана Кмицица. Вы послушайте Панове, как все это случилось. Жендзян стал подробно рассказывать про битву в корчме, ничего не пропуская, и, когда наконец рассказал то, что ему велел сказать пан Кмициц, офицеры страшно удивились.
— Он сам это говорил? — спросил Заглоба.
— Сам, — ответил Жендзян. — «Я, говорит, пану Володыевскому и конфедератам не враг, хотя они думают иначе. Они потом увидят, а пока пусть держатся вместе, Богом заклинаю, иначе их воевода виленский разгромит поодиночке».
— И он сказал, что воевода уже в дороге? — спросил пан Скшетуский.
— Он говорил только, что воевода ждет подкрепления от шведов и сейчас же тронется на Полесье.
— Что вы думаете об этом, Панове? — спросил Володыевский, поглядывая на товарищей.
— Удивительное дело! — ответил Заглоба. — Или этот человек изменяет Радзивиллу, или нам готовит какой-нибудь подвох. Но какой? Он советует держаться вместе, чем же это может быть плохо?
— Тем, что мы от голода перемрем, — ответил Володыевский. — У меня есть известие, что Жиромский, Котовский и Липницкий разделят полки на мелкие отряды и расположатся по всему воеводству, так как вместе им невозможно прокормить лошадей.
— Но если Радзивилл действительно придет, — спросил Станислав Скшетуский, — кто тогда даст ему отпор?
Никто не умел ответить на этот вопрос, так как было совершенно ясно, что если бы великий гетман литовский пришел и застал силы конфедератов разрозненными, он разбил бы их с необычайной легкостью.
— Удивительное дело! — повторил Заглоба. И после минутного молчания он прибавил:
— Ведь Кмициц доказал уже, что он искренне желает нам добра. Я готов думать, что он оставил Радзивилла… Но в таком случае ему незачем было бы пробираться переодетым, и, главное, куда? — к шведам!
Тут он обратился к Жендзяну:
— Ведь он говорил тебе, что едет в Варшаву?
— Говорил! — сказал Жендзян.
— Ну да, а там уже шведы!
— Да. И теперь он должен был уже встретить шведов, если ехал всю ночь, — ответил Жендзян.
— Видели ли вы когда-нибудь такого человека? — спросил Заглоба, поглядывая на товарищей.
— В нем зло перемешано с добром, как плевелы с зерном, это несомненно, — ответил Ян Скшетуский, — но что касается того, чтобы в том совете, который он нам сейчас дает, было бы какое-нибудь предательство, то я это категорически отрицаю. Я не знаю, куда он едет, почему он пробирается к шведам переодетый, да и напрасно было бы ломать себе над этим голову, ибо здесь какая-то тайна… Но он дает хороший совет, он искренне предостерегает, я в этом могу поклясться, как и в том, что единственное спасение Для нас — послушаться этого совета. Кто знает, не будем ли мы снова обязаны ему жизнью и здоровьем.
— Господи боже! — воскликнул Володыевский. — Как же Радзивилл может сюда прийти, если у него на дороге стоят войска Золотаренки и пехота Хованского? Другое дело мы: отдельный полк может проскользнуть, да ведь и то в Павлишках мы должны были саблями расчищать себе дорогу. Другое дело Кмициц, который пробирался с несколькими людьми, но как же князь-гетман пройдет со всем своим войском? Ему придется раньше разбить тех… Пан Володыевский не успел докончить, как вдруг дверь открылась, и вошел слуга.
— Посыльный с письмом к пану полковнику, — сказал он.
— Давай его сюда! — ответил Володыевский.
Слуга вышел и через минуту вернулся с письмом. Пан Михал быстро сорвал печать и стал читать.
— «Чего вчера недосказал арендатору из Вонсоши, то дописываю сегодня. У гетмана войска достаточно, чтобы расправиться с вами, но он нарочно подкрепления ждет от шведов, чтобы выступить против вас от имени шведского короля. Если бы тогда казаки его задели, им пришлось бы и на шведов ударить, а это было бы то же, что с королем шведским начать войну. Этого они не сделают, ибо им это запрещено, — шведов они боятся и начинать с ними войну не будут. Они убедились и в том, что Радзивилл нарочно избегает подвергать шведов опасности; довольно было бы застрелить или изрубить одного, чтоб тотчас война возникла. Теперь казаки сами не знают, что делать, ибо Литва шведам сдалась; они стоят на месте, выжидая, что будет, и не смея воевать. Потому они Радзивилла не задержат и никакого вреда ему не причинят, — он пойдет прямо на вас и будет вас разбивать поодиночке, если вы не соберетесь вместе. Богом заклинаю, сделайте так и скорее воеводу витебского к себе зовите, ибо и ему теперь легче добраться к вам, пока казаки стоят, не зная, что делать. Я хотел вас от чужого имени предупредить, чтобы вы скорее поверили, но так как теперь вы знаете, от кого это известие, то я подписываю свое собственное имя. Горе вам, если вы не поверите, ибо я уже не тот, что был раньше, и, даст Бог, вы услышите обо мне нечто другое.
— Ты хотел знать, как Радзивилл придет к нам, вот тебе и ответ! — сказал Ян Скшетуский.
— Правда… Он дает хороший совет! — отвечал Володыевский.
— Как так — хороший? Святой совет! — воскликнул Заглоба. — Тут не может быть сомнений. Я первый разгадал этого человека, и, хоть нет проклятий, которых бы не посылали на его голову, я вам говорю, что мы еще будем его благословлять… С меня довольно посмотреть на человека, чтобы знать, чего он стоит. А помните, как он мне понравился в Кейданах? Сам он тоже нас любит, как истых рыцарей, а когда он в первый раз услышал мое имя, он от восторга чуть не задушил меня и благодаря мне всех вас спас.
— А вы, ваша милость, нисколько не изменились, — заметил Жендзян, — отчего же пан Кмициц должен любить вашу милость больше моего пана или пана Володыевского?
— Дурак ты! — ответил Заглоба. — Я тебя тоже сразу разгадал, и если называю тебя арендатором, а не дурнем из Вонсоши, так только из вежливости.
— Так, может быть, он тоже из вежливости выражал вам свой восторг? — ответил Жендзян.
— Ишь какой бодливый! Женись, пан арендатор, и ты еще бодливей станешь! Уж я ручаюсь!
— Все это хорошо, — ответил пан Володыевский, — но если он так желает нам добра, то почему он к нам не приехал, а прокрался мимо нас, как волк, и искусал наших людей?
— Не твоей головы это дело, — ответил Заглоба. — Что мы порешим, то ты и делай, и плохо тебе не будет! Если бы ты так же головой работал, как саблей, ты бы давно уже был великим гетманом вместо пана Потоцкого. Зачем Кмицицу было сюда приезжать? Не затем ли, чтобы ты ему так же не поверил, как и письму его не веришь, не затем ли, чтобы у вас до драки дошло, — он ведь в обиду себя не даст? Допустим даже, что ты бы поверил, но что сказали бы другие полковники: Котовский, Жиромский, Липницкий? Что сказали бы твои ляуданцы, разве бы они его не зарубили, если б ты только хоть на минуту оставил его с ними?
— Отед прав, — сказал Ян Скшетуский, — он сюда не мог приехать.
— Так чего же он едет к шведам? — упорно повторил пан Михал.
