Но им не повезло. Челядь приставляла лестницы и взбиралась на них с такой яростью, что самая отборная пехота не могла бы делать этого лучше, но шведы стреляли в нее прямо в упор, сталкивали вниз камни и бревна, под тяжестью которых ломались лестницы; кроме того, пехота спихивала их длинными копьями, против которых сабли ничего не могли поделать. Более пятисот человек пало под стенами, остальные скрылись за окопами польского лагеря.
Штурм был отражен, но форт остался в руках поляков. Тщетно шведы засыпали его огнем из самых крупных орудий; Кмициц отвечал им всю ночь огнем из захваченных у них пушек. И только утром, когда рассвело, пушки его были разбиты все до единой. Виттенберг, который дорожил фортом, как своей головой, отправил туда отряд пехоты с приказанием не возвращаться до тех пор, пока форт не будет взят обратно; но Гродзицкий сейчас же послал Кмицицу подкрепление, и он не только отбил атаку шведской пехоты, но даже преследовал ее до Краковских ворот.
Пан Гродзицкий до того обрадовался, что сам лично побежал к королю с донесением.
— Ваше величество! — сказал он. — Я вчера был против штурма, но теперь вижу, что он не пропал даром. Пока этот форт был в руках шведов, я не мог ничего поделать с воротами, но теперь, лишь только подоспеют орудия, я в одну ночь сделаю пролом.
Король, опечаленный тем, что во время штурма погибло так много народу, обрадовался и спросил:
— Кто теперь в этом форту?
— Пан Бабинич! — ответило несколько голосов.
Король захлопал в ладоши:
— Он всюду первый! Генерал, я его знаю! Это огонь, а не рыцарь, и шведам его не выкурить!
— Было бы непростительно, если бы мы позволили им это сделать. Я ему уже послал пехоту и пушки, так как шведы обязательно будут его оттуда выкуривать. Этот кавалер стоит столько золота, сколько весит сам!
— Больше! Это не первый и не десятый его подвиг! — сказал король.
Потом он приказал подать себе коня и подзорную трубу и поехал посмотреть на форт; но за дымом ничего не было видно, так как несколько орудий засыпали его ядрами и гранатами. Этот форт лежал так близко от городских ворот, что мушкетные пули почти долетали до него; превосходно можно было видеть, как гранаты взлетали вверх, подобно маленьким облачкам, и, описав дугу, падали за форт и не давали подойти подкреплениям.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — сказал король. — Тизенгауз, смотри!
— Ничего не видно, государь!
— Там останется только куча разрытой земли. Тизенгауз, ты знаешь, кто там сидит?
— Знаю, государь, Бабинич! Если он останется жив, то может сказать, что уже при жизни побывал в аду!
— Ему нужно послать свежих людей, генерал!
— Приказ уже отдан, но солдатам трудно подойти, так как гранаты падают и по эту сторону форта!
— Сейчас же открыть огонь из всех пушек по стенам, чтобы отвлечь внимание.
Гродзицкий пришпорил лошадь и помчался к шанцам. Через минуту загрохотали орудия по всей линии, а немного погодя свежий отряд мазурской пехоты вышел из окопов и бегом двинулся к «кротовой норе».
Король все стоял и смотрел. Наконец он крикнул:
— Следовало бы сменить Бабинича. Кто из вас, мосци-панове, согласится это сделать?
Наступила минута молчания, так как ни Скшетуских, ни Володыевского не было возле короля.
— Я! — отозвался вдруг пан Топор-Грылевский, офицер легкоконного полка имени примаса.
— Я! — повторил Тизенгауз.
— Я! Я! Я! — отозвалось еще несколько голосов.
— Отправится тот, кто первый вызвался, — сказал король.
Топор-Грылевский перекрестился, приложил флягу ко рту и побежал. Король все стоял и смотрел на облака дыма, которые застилали форт, поднимаясь над ним все выше, подобно мосту, до самых стен. Так как форт лежал ближе к Висле и городские стены возвышались над ним, то огонь был убийственный.
Между тем грохот орудий стал слабеть, хотя гранаты все еще продолжали летать и раздавались залпы ружейного огня, точно целые тысячи мужиков молотили на гумне.
— Видно, опять в атаку идут! — сказал Тизенгауз. — Если бы было меньше дыму, мы могли бы видеть пехоту…
— Подъедем ближе! — сказал король, пришпоривая лошадь.
За ними тронулись другие, и, подвигаясь по берегу Вислы, они подъехали почти к самому Сольцу. Так как шведы зимою вырубили дворцовые и монастырские сады, то они легко убедились даже без подзорных труб, что шведы снова бросились в атаку.
— Я предпочел бы лучше потерять эту позицию, — сказал король, — чем чтобы Бабинич там погиб!
— Бог сохранит его, — ответил ксендз Цецишовский.
— И пан Гродзицкий пошлет подкрепление, — прибавил Тизенгауз.
Дальнейший разговор прервало появление какого-то всадника, который во весь опор мчался со стороны-города. Тизенгауз, обладавший таким превосходным зрением, что невооруженным глазом видел лучше, чем другие в подзорную трубу, тотчас узнал его и, схватившись за голову, воскликнул:
— Грылевский возвращается. Вероятно, Бабинич убит и форт взят!
Король закрыл глаза руками, между тем Грылевский подскакал, осадил коня и, еле переводя дух, сказал:
— Ваше величество.
— Что? Убит? — спросил король.
— Пан Бабинич говорит, что ему там хорошо, и не желает смены, просит только прислать им есть, так как они с утра ничего не ели.
— Значит, жив? — крикнул король.
— Говорит, что ему хорошо! — повторил Грылевский.
— Вот молодец!
— Вот солдат! — раздались голоса. Король сказал Грылевскому:
— Нужно было во всяком случае остаться и сменить его. Не стыдно ли вам возвращаться? Струсили, что ли? Лучше было не браться!
— Ваше величество, — ответил Грылевский, — со всяким, кто меня назовет трусом, я могу сосчитаться с саблей в руках, но перед вашим величеством я должен оправдаться. Я был в самой «норе», на что отважился бы не всякий, но Бабинич еще разозлился на меня за мое предложение. «Убирайтесь вы к черту, говорит. Я здесь работаю, из кожи лезу вон, и мне некогда болтовней заниматься, а славой я ни с кем делиться не хочу. Мне здесь хорошо, говорит, и я останусь, а вас велю вывести за вал! Чтоб вас черти взяли, говорит, есть нам хочется, а тут вместо пищи командира присылают!» Что мне оставалось делать, ваше величество, как не вернуться? Я и злости его не удивляюсь, у них руки устали от работы.
— Ну как? — спросил король. — Удержится он?
— Такой головорез? Да где же он не удержится? Я забыл сказать, что, когда я уходил, он мне крикнул вдогонку: «Целую неделю просижу, только присылайте нам есть!»
— Да можно ли там усидеть?
— Там, ваше величество, настоящий Судный день. Гранаты летят за гранатами, осколки, как ведьмы, свистят в уши, вся земля изрыта, от дыма говорить нельзя. Ядра взрывают землю, каждую минуту приходится отряхиваться. Много убитых, но те, что оставались в живых, лежат в траншеях и сделали над головой небольшие навесы из кольев, укрепив их землей. Шведы очень старательно укрепили редут, а теперь он служит против них же. При мне подоспела пехота Гродзицкого, и они снова дерутся.
— Если нам нельзя взять стены, пока не пробита брешь, — сказал король, — то мы сегодня еще ударим по краковским дворцам, это отвлечет внимание!
— Но и дворцы укреплены почти как крепости, — заметил Тизенгауз.
